Борьба за трон. Посланница короля-солнца

Свадьба Беатрисы состоялась на третий день после её возвращения. Венчал их верный спутник отец Джонсон в присутствии королевской семьи и всего двора. По окончании церемонии королева горячо обняла Беатрису и надела ей на шею великолепную золотую цепь.

Сэр Вальтер и леди Тильдеслей оставались при Сен-Жерменском дворе до 1699 года, когда их имение было возвращено им, и они получили возможность, после многолетнего изгнания, вернуться в родной Майерскоф.

Горнби занял прежний пост.

Первым делом новых хозяев было поставить в церкви над прахом полковника достойный его памятник.

Остаётся сказать несколько слов о судьбе злосчастного сэра Джона.

Благодаря исчезновению Гудмана у правительства не оказалось второго свидетеля, требуемого законом по делам о государственной измене, и сэра Фенвика суд должен был оправдать. Тогда правительство прибегло к другому способу и внесло новый закон о покушении на короля. Этот закон встретил сильную оппозицию в обеих палатах и лишь незначительным большинством голосов прошёл в палате лордов. Правительство, разумеется, поспешило его утвердить.

Уступая горячим мольбам леди Марии, король Вильгельм готов был уже простить её мужа, но, к несчастью, в это дело вмешался граф Шрусбери.

— Ваше величество, — говорил он. — Конечно, леди Фенвик заслуживает сожаления, но, удайся только этот заговор, Англия заслуживала бы ещё большего сожаления. Страна не только проливала бы слёзы, как благородная леди, но и обагрилась бы потоками крови лучших своих граждан.

Эти соображения поколебали короля, и он согласился оказать осуждённому единственную милость; ему должны были отрубить голову на Тауэр-Хилле.

Утром в день казни сэр Джон трогательно простился со своей преданной женой.

— Прощай, моя дорогая. Я умираю, примирённый со своею судьбой. Мне жаль только расстаться с тобой. Пусть кровь моя падёт на голову моих врагов, которые довели меня до этого. Я ожидал большего милосердия от принца Оранского. Я пощадил его, когда он был в моей власти.

Вошёл майор Вентворт с тюремщиком: хотя он не сказал ни слова, сэр Джон понял, что его ведут на казнь.

Поцеловав в последний раз жену, упавшую в обморок, он обернулся и твёрдо сказал:

— Я готов, г-н майор.

У дверей его тюрьмы стояло несколько алебардистов и карета, в которую ему предложили сесть. Затем весь кортеж последовал к месту казни.

У главных ворот Тауэра к ним присоединился отряд стражников, а у Бульварского выезда их встретил шериф, сопровождаемый своими копьеносцами.

На Тауэр-Хилле был уже воздвигнут эшафот. По прибытии кареты его немедленно плотным кольцом окружила конная гвардия. Впрочем, в мерах предосторожности не было и надобности: зрителей было немного, да и те держали себя очень робко.

Взойдя на эшафот, сэр Джон вздрогнул, увидев плаху и стоящего около неё палача в маске с топором в руке. Холодная дрожь пробежала по всему его телу, но он быстро овладел собою и поклонился палачу.

Воцарилось глубокое молчание. Шериф объявил осуждённому, что если он хочет сделать какие-либо заявления, то может сделать это сейчас же. Осуждённый воспользовался этим разрешением и подошёл к решётке эшафота. Его благородная фигура возбудила общее удивление, к которой примешивалось и заметное сочувствие.

— Моя преданность родине остаётся незапятнанной, — сказал он громким голосом. — Я всегда старался удержать корону для законного наследника по прямой нисходящей линии.

В толпе поднялся шум. Но сэр Джон не смутился и продолжал:

— Сердечно благодарю тех благородных людей, которые отвергли несправедливый закон о покушении, без которого нельзя было погубить меня на плахе. Да благословит Бог моего законного государя короля Иакова и восстановит Он его на престоле для блага народа, который не может благоденствовать, пока не имеет законного правительства.

Шериф тронул его за руку и объявил, что он запрещает ему говорить далее на эту тему.

— Я кончил, — отвечал сэр Джон.

Он упал на колени и стал молиться:

— Прими, Господи, дух мой с миром.

Отстранив приблизившегося священника, он несколько секунд молился молча. Затем он обнажил шею и положил голову на плаху.

Раздался глухой удар — и красивая голова упала на подмостки эшафота. Палач поднял её и показал присутствовавшим.

Толпа ахнула и стала расходиться. Всё было кончено.

Л. Кларети

ПОСЛАННИЦА КОРОЛЯ-СОЛНЦА

I

— Чёрт возьми! Маркиз, судя по твоей неудаче в игре, ты должен быть счастлив в сердечных делах.

— Опять ни одной взятки, кавалер! Ну, бросаю партию, и, хотя бы даже моя Флоримонда изменяла мне, я целую неделю не сяду за «три» или «ломбер». По страшному поражению, какое я перенёс, меня можно принять за маршала Вилльруа.

— Полно! Зелёное сукно игорного дома — не поле сражения при Ромилльи. Разве тебе не рассказывали, маркиз, об остроте, сказанной королём несчастному маршалу, когда тот возвратился в Лувр?

— Нет.

— Она довольно меткая: «Г-н маршал, — сказал король, — в наши годы не везёт счастье».