Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Как бы там ни было, Ивлин Во не зафиксировался в этом образе жизни — и довольно рано женился, хотя первый его брак он сам позднее назвал шуткой. Между прочим, его первую жену звали тем же именем — Ивлин; Ивлин-он и Ивлин-она, как звали их друзья. Брак продолжался недолго, жена ему изменила и не пожелала с ним оставаться. Это было для него тяжелой травмой, но он, так сказать, настоял на своем и вторично женился в 1936 году. Лора Герберт происходила из того же разветвленного аристократического рода, что и Ивлин-она. Будущая теща была очень против этого брака и говорила, что такой зять поведет ее дочь прямым путем в Содом и Гоммору. Тем не менее, Ивлин Во был верным мужем. В этом браке родилось шестеро детей, к которым Во относился прохладно. Он говорил, что книги ценнее детей: гораздо труднее написать хорошую книгу, чем сделать ребенка. Это пример его монструозности.

Для характеристики Ивлина Во очень важно упомянуть военные годы. Он показал себя чрезвычайно отважным человеком — сам, можно сказать, напросился на службу в то время, когда его возраст еще не призывался; всё время рвался попасть в самые передовые отряды — одно время был в роте «коммандос», предназначенных для вылазок на оккупированную немцами территорию Франции. В настоящую передрягу он попал в мае 1941 года на острове Крит, весьма позорно сданном англичанами при полном господстве на море; английские части были деморализованы воздушными ударами люфтвафе. Часть, в которой служил Во, была высажена на Крит, чтобы прикрыть английскую эвакуацию. Сам он проявил какую-то даже неуместную, гусарских времен отвагу, разгуливая в полный рост при немецкой бомбардировке. Потом он напросился в воздушно-десантные войска — но на втором же учебном прыжке сломал ногу. Ивлин Во был кошмаром всех начальников, постоянно вступая с ними конфликты; в Советском Союзе, да еще в военное время он сто раз бы угодил под трибунал. Начальники мстили ему по-своему: зная его боевой пыл, всё время передвигали его в те части, которые не предназанчались в данное время отправке на фронт. Осатаневший Во в январе 1944 года отпросился в полуговодой отпуск для написания романа; к июню он закончил «Возвращение в Брайдсхед». В октябре его отправили офицером связи к партизанам Тито в Югославию, тогда уже державшим в своих руках Хорватию. Там он опасностям не подвергался — кроме того, что вынужден был разделять общество Рандольфа Черчилля, сына премьер-министра. Рандольф был невыносимым человеком — шумным, навязчивым, постоянно пьяным. В Хорватии не было никаких напитков, кроме местной «ракии»: Рандольф ее и пил, но Ивлин Во пить отказывался: вот что такое настоящий снобизм.

Тут к слову еще один эпизод. В начале 60-х годов Во лег в больницу на обследование, а в соседней палате лежал Рандольф Черчилль, у которого нашли опухоль в легком. После операции оказалось, что опухоль доброкачественная. Во сказал: «Вот триумф современной науки: найти у Рандольфа единственное доброкачественное место — и тут же его удалить».

Стоит привести пример поведения Ивлина Во, делавшего его незаменимым компаньоном, но временами доводившего окружающих до белого каления. В то время мало что было известно о Тито, и Во мистифицировал англичан тем, что Тито — женщина. Один англичанин сказал, что был вместе с Тито в римском отеле и каждую ночь Тито ходил к женщинам. «Ну да,— сказал Во, — я всегда знал, что она лесбиянка». Другой англичанин, тоже видавший Тито, сказал, что он не женщина, а красивый мужчина; Во ответил: «Да, личико у нее хорошенькое, но ноги очень толстые».

Эскапады Во, его пьяные скандалы, хамское обращение с собственными же гостями были формой маскировки, за ними скрывался робкий, неуверенный в себе человек, говорит Селина Хастингс. Сам Во говорил, что главное в человеке — его маска, стиль, манера, в которой он подает себя окружающим. Тут, конечно, говорит в нем артист, делающий художественное произведение из собственной личности: можно вспомнить сходный пример Маяковского, даже Набоков вспоминается. Комплекс неполноценности, однако, неоспорим: отсюда тяготение Во к аристократам, в которых он силился видеть лицо старой доброй Англии. Отсюда же его католицизм: Римская церковь — структура, представляющая вечность, принадлежность к ней выводит человека к самым основам бытия. Одно дело родиться католиком, совсем другое — католическое обращение: это поиск авторитета и руководительной силы заблудшей или сомневающейся в себе душе — случай Ивлина Во вне всякого сомнения.

Однажды Во написал о другом обращенном, Хью Бестоне — то же, что мог сказать о себе: