Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Как известно, Шпенглер отрицал понятие всемирной истории человечества, говорил, что история — это серия замкнутых циклов отдельных культур (таких он насчитывал восемь). Россия у него еще не создала своей культуры вообще, но попала под влияние Запада и отлилась в качестве так называемой псевдоморфозы (ложной формы). Далее нужно помнить, что Шпенглер во всех культурах обнаружил сходные ступени эволюции; самая последняя ступень — переход культуры в так называемую цивилизацию, когда прекращается органическое творчество и начинается механическая экспансия; простой пример: Западная Европа — это Афины, а США — Рим. В самом античном мире так называемой аполлоновской культуры Афины переходят в Рим как в свою цивилизационную стадию. И вот на этой стадии начинают играть колоссальную роль деньги.

Шпенглер показыает, как по-разному понимались деньги в аполлоновской культуре и западно-европейской, которую он называет фаустовской культурой. Прафеномен аполлоновской культуры — тело как ограниченная, вещная, измеряемая величина. Отсюда античная математика трактует основное понятие числа как величину. Фаустовский прафеномен — интуиция безграничного пространства. Поэтому число в фаустовской маатематике — не величина, а функция. И на этой основе принципиально разное понимание денег: в античности деньги — монета, в культуре Запада деньги — это чек и вексель.

Шпенглер пишет о Риме в цивилизационную эпоху:

Когда, начиная приблизительно с Ганнибала, этот мир вступил в эпоху безусловного господства денег <…> масса благородных металлов и ценных с точки зрения материалов произведений искусства … была уже далеко недостаточна для покрытия потребностей в наличных средствах, так что возник настоящий волчий голод на новые способы принести денежную отдачу тела. И тут взгляд упал на раба, который был еще одним видом тела, только не личностью, а вещью, и потому мог мыслиться в качестве денег… Ведение хозяйства в римских провинциях оказывалось общественной и частной хищнической эксплуатацией ресурсов, которой занимались сенаторы и богачи, нисколько не задумываясь о том, могут ли вывезенные ценности быть восполнены и как это могло бы произойти.

Вот тут начинается охота за рабами — одна из целей войн, наряду с грабежом золота. Раньше рабы не были товаром, имеющим денежное выражение, — это было нечто вроде прислуги, по-русски — дворня. Рабов было столько, сколько требовалось для ведения личного хозяйства, без всякой ориентации на рынок. Сейчас раб сделался капиталом, и началась за ним охота. Раб сделался деньгами — при том, что он ценился не в качестве рабочей силы для ведения рыночного, расширенного производства, а только как некая валюта. То есть у римлян не было, говорит Шпенглер, понимания экономики как проекта, развернутого в будущее, как реализации хозяйственных потенций, не было никакого прогностического планирования.

Совсем другое дело — экономика Запада и характер денег на Западе, в фаустовской культуре. Это связано с самим характером западной математики, в основе которой, по Шпенглеру, не величина, а отношение, функция. В недрах математики высшего аанализа заключена сама идея и практика западных денег. Шпенглер пишет:

В этих трансцендентных пространственных мирах <…> действительность не сводится к чувственной деятельности; душевное, напротив, может осуществлять свою идею не в наглядных, а совершенно иных формах <…> [Поэтому] крайняя противоположность античным деньгам как телесной величине — символ фаустовских денег, деньги как функция, как сила, чья ценность заключается в ее действии, а не простом существовании.