Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2008

Я, конечно, упрощаю и огрубляю, но в общем и целом тема звучала именно так. Сейчас о чем-либо подобном и речи быть не может. Во-первых, политическая корректность, а во-вторых, глобализация и мультикультурализм. Но еще до всго этого, помнится, исчезло понятие «развитые и неразвитые страны»: теперь говорят развитые и развивающиеся. Или, скажем, попробуйте о нынешнем Европейском Союзе сказать, что он наскоро составлен из стран очень разного достоинства. Тут ответ возможен только один — тот, которые дал царь Александр Первый атаману Платову в лесковском «Левше»: «Не порть мне политику!»

Когда на каждом шагу рискуешь ступить на очередную мину политкорректности, даже двадцатые годы двадцатого века, то есть время уже наше, уже после первой войны, но еще до Гитлера, — эти годы вспоминаются как некая буколическая идиллия. Еще не победила всеобщая унификация, еще были в старой Европе уголки, сохранившие доцивилизационный уют, реликты мирного времени -девятнадцатого века. Об этом времени осталась одна малоизвестная книга, принадлежащая очень известному автору, Илье Эренбургу. Книга эта называется «Виза времени» — путевые очерки Европы двадцатых годов. На мой вкус, это лучшее, что написал Эренбург, лучше «Хулио Хуренито», это подлинно художественная книга, по ней чувствуется, что Эренбург не только пытался быть поэтом, но кое-что от поэта в себе действительно заключал.

Внутренний стержень, чтоб не сказать пафос, «Визы времени» — поиск в новой американизирующейся Европе стран и людей, еще не перенявших механическую выправку Нового Света. Эренбург, например, любовно пишет о Словакии, а в ней особенно выделяет цыган. Громадная глава о польских евреях-хасидах (но об этом и вспоминать сейчас больно). В любимой Франции его интересует не столько Париж, сколько провинция (великолепный очерк «В сердце Франции»). И едва ли не лучшая часть «Визы времени» — статьи о Скандинавии: о надменной, еще не позабывшей давнишнего величия Швеции и о простецкой Норвегии. Швеция — историческая ностальгия, гонор и хорошие манеры, а Норвегия — мужики, рыболовы и китобои. Понятно, что все симпатии автора — на стороне норвежцев.

Давайте не скупясь цитировать «Визу времени», эту лучшую, повторяю, книгу Эренбурга:

После Швеции не снежными вершинами поражает путника эта страна, но наличием людей, хотя она еще малолюдней Швеции, хотя между двумя домами здесь или гора, или тот же фиорд. Однако людей здесь больше, вернее, они больше смахивают на людей. Они не цепенеют, как готовые памятники, не живут электрическими ваннами и доисторическими родословными, они не грешат ни домовитой метафизичностью, ни честолюбием, чересчур громоздким для нашего века, — нет, это люди как люди, хоть и с угрюмыми физиономиями, но с нравом простым и почти что веселым.

Об Эренбурге можно говорить что угодно, но уж никак не назвать его приверженцем буржуазных ценностей и добродетелей: дух парижской богемы, усвоенный в молодости, остался в нем до конца. Поэтому ему нравится скорее бедность, чем богатство:

Дома фермеров и рыбаков опрятны, но нет в них ни электрических пылесосов, ни сундуков с заветным добром. На столе треска, серый хлеб и, конечно же, маргарин. Едят редко и мало, довольствуясь чашкой кофе или мечтаниями. В самом шикарном ресторане легко обнаружить и протертую скатерть, и студента, отвлеченно жующего бутерброд

Урок Норвегии значителен: здесь мы сталкиваемся не столько с бедностью, сколько с некоторым пренебрежением к материальной культуре. Ибсен или Гамсун оплачены простоватостью столицы, редизной железнодорожной сети и тем же маргарином. Швеция или Голландия выбрали завидную участь Марфы. За Норвегией осталась слава Марии, невнятность зрачков и вареная треска на ужин…