Зинаида Николаевна Гиппиус (1869—1945) — поэт ранней эпохи русского модернизма, замечательный деятель русского культурного ренессанса, русского Серебряного века. Можно сказать, что до появления Ахматовой она была самой знаменитой русской женщиной. Но Ахматова пришла уже на готовое, взросла на почве, первоначально обработанной и засеянной людьми поколения Гиппиус — первыми символистами, Розановым, Мережковским, Анненским. Часто говорили, что новаторские работы Мережковского — плод совместного труда, что Гиппиус идейный его соавтор. Еще одно отличие: Ахматова только стихи писала, а Гиппиус и поэт, и критик-эссеист, и прозаик, и драматург, и, если угодно, идеолог. Лучше всего были у Гиппиус стихи, она поэт незаурядный, новаторский — и по темам, и по приемам стихосложения. Но эта пара — Мережковский и Гиппиус — больше всего влияла даже не писаниями своими, а духовной атмосферой своего знаменитого в то время салона. «Башня» Вячеслава Иванова появилась потом, а вначале были Мережковские со своим журналом «Новый Путь»: вот где был возведен твердый фундамент русского Серебряного века.
Новаторство Мережковских — в той резкой мутации, которую они произвели в тематике и самом идейном строе русской литературы. Они были подлинными революционерами, и, как это всегда бывает, поначалу подвергались поношениям, их успех был успехом скандала. Они заговорили не о страданиях русского народа и не об ужасах царизма, а о Боге, духовных измерениях человека, о жизни и смерти, о требованиях красоты, о метафизике пола. Это называлось у них — «тайной плоти». Действие этой духовно-эстетической пропаганды, этого, в некотором роде, крестового похода усиливалось самим обликом Гиппиус — женщины ослепительной, но холодной красоты. Ее появление на тогдашних эстрадах было событием — в белых одеждах с чем-то вроде крыльев, с распущенными до пояса рыжими волосами и читающей что-нибудь вроде: «Я хочу того, чего нет на свете».
Бердяев писал о ней в автобиографии «Самопознание»:
Я считаю Зинаиду Николаевну очень замечательным человеком, но и очень мучительным. Меня всегда поражала ее змеиная холодность. В ней отсутствовала человеческая теплота. Явно была перемешанность женской природы с мужской, и трудно было определить, что сильнее. Было подлинное страдание. Зинаида Николаевна по природе несчастный человек.
А вот что говорит об этом другой автор — женщина, Нина Берберова:
Она, несомненно, искусственно выработала в себе две внешние черты: спокойствие и женственность. Внутри она не была спокойной. И она не была женщиной… Она, настоящая она, укрывалась иронией, капризами, интригами, манерностью от настоящей жизни вокруг и в себе самой… [Она научилась] только прощать другим людям их нормальную любовь, в душе все нормальное чуть-чуть презирая и, конечно, вовсе не понимая нормальной любви.