Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

И вот отсюда можно перейти к подлинной сути той темы, что решила осветить Дженифер Ратнер-Розенхаген, но, на мой взгляд, недостаточно подчеркнула.  Ницше в Америке – это прежде всего философия прагматизма, инструментальная теория истины. Истинно то, что полезно, что работает в процессе освоения мира человеком. Прагматизм – подлинно американская философия, существующая, помимо всяческих сторонних влияний, в самом складе американского характера – прежде всего активного, действенного. Если угодно – революционного. Вот эта активистская установка первостепенно важна в теме Америки и американцев, а не старинные добродетели религиозного пиетизма и мелкобуржуазной сентиментальности.

Александр Генис: Да, достаточно посмотреть на сегодняшних участников движения ти-парти, ''чайной партии'' (Я обещал вам не называть их ''чайниками''). Они очень много говорят о заветах религиозной морали, но главное их недовольство – усиление роли государства в сегодняшней Америке, политика, которую, по их мнению, проводит Обама. Они готовы пойти на сворачивание вэлфэр-стэйт, лишь бы ими не мешали строить жизнь по-своему. Это не значит, как показывает статистический анализ, что они сами не пользуются государственными программами – медицинской страховкой, пенсией, и так далее,  скорее, их бесит сам принцип, сама идея опеки как вмешательства.

Борис Парамонов:  По своей глупой воле пожить, как говорил Достоевский в ''Записках из подполья''. Это один в один ложится на нынешнее движение ''чайников''. Активистский индивидуализм – это главная черта американская психологии, и это важнее всякой философии. Ницше, кстати, и был тем мыслителем, который открыл первейшую важность психологических установок даже в познании, не говоря уже о действии.

Ницше поставил под знак активизма все философские поиски двадцатого века. Можно вспомнить по этому поводу один интересный русский эпизод: пресловутое богоискательство и богостроительство. Тут отличился А.В. Луначарский, написавший в 1908 году книгу ''Социализм и религия''. Он попытался дать синтез Ницше и Маркса, говорил о том, что мы не познаем истину мира, но вносим ее в мир, - и отсюда шел к активистскому прочтению Маркса, что, между прочим, совершенно верно. Со временем выяснилось, что у Маркса главное – не теория экономической детерминации исторического процесса, а его тезисы о Фейербахе, где он отвергает созерцательный материализм и говорит о необходимости не познавать, а переделать мир. Ленин сколько угодно мог протестовать против такого прочтения Маркса и писать целую книгу (пресловутый ''Материализм и эмпириокритицизм''), но в конце концов сам стал на эту позицию, произведя Октябрьский переворот – чисто волюнтаристическое деяние, под которым не было никакой материальной базы.

Автор книги ''Американский Ницше'' много потратила сил, чтобы увязать Ницше с демократией, не увидев того, что это не главное в теме. Демократия в конце концов – это политический институт, действующий на поверхности социальной жизни. Но существуют глубинные установки сознания, общие, кстати, не только Америке, но всему Западу, западной активистской культуре. А их разгадал и продемонстрировал Ницше. Его ни в коем случае нельзя сводить к немецкому опыту, он дал картину всего двадцатого века, сам находясь еще в мирном девятнадцатом. Тут многое еще можно сказать, но всего всё равно не скажешь.  Для быстроты понимания темы можно рекомендовать не читать самого Ницше, а прочесть, скажем, ''Сердце тьмы'' Джозефа Конрада. Или, еще занятнее, посмотреть только фильм Копполы по этой книге: ''Апокалипсис сегодня''.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24527345.html

* * *

Брехт в Америке.

Александр Генис: В Нью-Йорке с заметным успехом поставили одну из самых известных в современном репертуаре пьесу Брехта ''Галилей''. Труппа ''Классической сцены'' реанимировала постановку, которая в 1947 году наделала немало шума в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Руководитель театра Брайан Кулик сделал ставку, вслед за Брехтом, на главного героя. Как пишет рецензент ''Нью-Йорк Таймс'', ведущий театральный критик Америки Чарльз Ишервуд, чтобы оживить чересчур интеллектуальный, головной брехтовский театр нужен особый талант большого актера. В этой постановке роль досталась выдающемуся артисту Мюррею  Абрахамсу, которого все помнят по Сальери в фильме Формана ''Амадей''.  Окруженный свитой умелых, если не таких же блестящих  актеров, Абрахамс играет со скрытым темпераментом и юмором живого, полнокровного человека, делая диалектику Брехта достоверной и болезненной. Тут надо вспомнить, что именно эта пьеса Брехта была очень популярна в среде советской интеллигенции. Конфликт ученого с могучей идеологией и ее секретной пыточной машиной – инкивизицией - затрагивал вечно больную тему стратегии и тактики инакомыслия.

Новая постановка ''Галилея'' позволяет вспомнить об этом и обсудить феномен Брехта с Борисом Парамоновым.