Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Борис Парамонов: Интересно, что эта пьеса вообще впервые была поставлена в Америке, в конце сороковых годов, когда Брехт находился в американской эмиграции. Ее ставил и в главной роли выступал знаменитый английский актер Чарлз Лафтон. Впрочем, его и американским можно назвать, потому что он не вылезал из Голливуда. Между прочим, его в Советском Союзе мы видели. Сначала в одном из, так  называемых, трофейных фильмов, вывезенных из Германии после войны – а это были на 90 процентов, если не более американские, голливудские фильмы. Была среди прочего показана экранизация ''Собора Парижской Богоматери'', Лафтон там играл Квазимодо. Устрашающая была картинка! А потом, уже после Сталина, шел в СССР американский фильм ''Свидетель обвинения'' по Агате Кристи, там Лафтон  играл адвоката. Кстати, в этом фильме единственный, кажется, раз, появилась на советских экранах Марлен Дитрих, тогда уже не молодая, утратившая свой ослепительный блеск.

Александр Генис: Вы забыли еще один с ней фильм в советском прокате – знаменитый ''Нюрнбергский процесс'' Стенли Крамера.

Борис Парамонов: Точно, я запамятовал. Но и там она была немолодая. Впрочем, представление о молодой Марлен Дитрих мы в Советском Союзе имели: в  культовой советской кинокомедии ''Веселые ребята'' Любовь Орлова была под нее сделана: без платья, но в цилиндре. Это было посильное подражание тому образу, в котором впервые явилась Марлен Дитрих восхищенному человечеству, - в немецком фильме ''Голубой ангел'' по роману Генриха Манна ''Профессор Утрат''. Я-то грешным делом считаю, что самым интересным в этом фильме был великий  Эмиль Янингс. Кстати, мы в Советском Союзе его видели, тоже в трофейном фильме, на этот раз точно уже немецком, - ''Трансвааль в огне'', где он играл президента Крюгера – героя бурской войны местных голландских поселенцев  против англичан, разинувших рот на это золотоносное местечко в начале двадцатого века. Кстати, это забавная история, нужно ее вспомнить. Этот фильм, как и другой – ''Дорога на эшафот'' о Марии Стюарт, был сделан немцами при Гитлере в рамках кампании антианглийской пропаганды. И вот оказалось, что нацистские  фильмы очень подошли советской пропаганде, когда шла холодная война СССР против Запада. Но должен сказать, что никакого пропагандистского эффекта это, как помнится, не оказало: просто нравились эти хорошо сделанные фильмы.

В одном только месте пропагандистский ход дошел до зрителей и вызвал смех: в ''Трансваале'' комендант английского лагеря для пленных буров был сделан  похожим на Черчилля, а для вящей сатиры этот комендант кормил своего бульдога, тоже очень на него, а, следовательно, на Черчилля похожего.

Александр Генис: А фильм о Марии Стюарт ностальгически вспоминает Бродский в своем известном цикле сонетов.

Мы вышли все на свет из кинозала,

но нечто нас в час сумерек зовет

назад в "Спартак", в чьей плюшевой утробе

приятнее, чем вечером в Европе.

Там снимки звезд, там главная - брюнет,

там две картины, очередь на обе.

И лишнего билета нет.

Так вот, один из этих фильмов и был про Марию Стюарт.

Борис Парамонов:

Марию играла актриса Зара Леандр, которая оказалась, как мы теперь узнали, шведкой и, вообще, советской шпионкой. Вроде Ольги Чеховой – любимой актрисы фюрера.

Александр Генис: Борис Михайлович, я понимаю, что, начиная говорить о кино, трудно  остановиться, особенно такому знатоку экрана, как Вы. Но давайте вернемся к  Брехту, и вот в каком повороте. У нас наметилась тема о немецких эмигрантах в Америке. Смотрите: и Брехт, и Марлен Дитрих, и Генрих Манн. В конце концов,  и Чарлз Лафтон, осевший в Голливуде, игравший Галилея на премьере пьесы,  тоже что-то вроде эмигранта. Скажем так: апатрида. Америка и в этом отношении предстает огромным странноприимным домом. Кому этого не знать, как нам.

Борис Парамонов: Прежде всего интересно, как Брехт попал в Америку. Он из нацистской Германии эмигрировал в ближайшую скандинавскую страну, в Данию,  там и написал пьесу о Галилее.

Александр Генис: Первую редакцию пьесы, он над ней еще долго работал и многое менял.

Борис Парамонов: Потом пришлось бежать дальше – в Швецию и, даже, в Финляндию. Говорю ''даже'', потому что в Финляндии Брехт оказался в очень интересное время – когда его любимый Советский Союз напал на эту маленькую и вполне мирную страну. Не знаю уж каким образом, но он оказался и в СССР, и – самое интересное – захотел ехать дальше. И его отпустили. Он и уехал в Соединенные Штаты, но уже через весь Советский Союз, до самого Владивостока, откуда и отбыл в Америку.

Александр Генис: Ему, впрочем, приходилось бывать в Штатах и раньше, еще в конце тридцатых годов.