Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Что нового в том сюжете, о котором поведала нам "Новая Газета"?  То, что и по всей стране: любые отношения, в том числе неформальные, твердо переведены на коммерческие рельсы. Всё как было, так и есть, только появились деньги как двигатель торговли.

Но я уверен, что если заглянуть в биографию какой-нибудь заметно начальствующей женщины, то в советский ее период почти наверняка обнаружится работа в комсомольских органах.

Желающие могут проверить: Википедия доступна всем.

Уместным композиционным завершением этого сюжета может послужить старый анекдот из породы загадок: Чем советская проститутка лучше американской? – Американская проститутка – это проститутка, а советская еще работает и учится.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24528580.html

* * *

Американский Ницше

Александр Генис:    Недавно в Америке, в  Издательстве Чикагского университета вышел  увесистый том под названием ''Американский Ницше'', написанный тонким историком интеллектуальных движений Дженифер Ратнер-Розенхаген.  Краткое содержание этой книги описывает заголовок пространной рецензии в ''Бук ревью'': ''Как Ницше воодушевил и спровоцировал американских читателей''.   Ницше, его идеи, да и сам образ философа глубоко вошел не только в академические круги США, но и в массовую культуру страны. Достаточно сказать, что любимый боевик детей любого возраста — ''Конан-варвар'' -  открывается эпиграфом из Ницше: ''Все, что не убивает, делает нас сильнее''. Чем же соблазнил Ницше, который никогда не был за океаном, своих американских поклонников? И какой стала мысль Ницше в американском контексте?

За ответами на эти вопросы я обратился к философу ''Американского часа'' Борису Парамонову.

Борис Парамонов: С темой ''Ницше в Америке'' я столкнулся уже много лет назад, когда появилась книга покойного Алана Блума ''Упадок американского разума''. Покойный Блум был элитный интеллектуал, возмущенный вульгаризацией американского университетского преподавания. Он был культурный аристократ и почти нескрываемо давал понять, что демократия противопоказана высокой культуре; демократия, даже сохраняя темы этой культуры, вульгаризирует их. Помню его фразу: ''Высоколобые концепты европейской культуры, попадая на американскую почву, делаются расхожими, как чуингвам''. Одной из таких тем он называл как раз ту, что ввел в культурный дискурс Ницше, – это тема творимых ценностей.  Это связано с его тезисом о смерти Бога – то есть некоего абсолютного миропорядка, признаваемого главным постулатом культуры.  Из европейского дискурса ушло понятие объективности, существующей вне человека. Человеческая культура в этом контексте предстала некоей условностью, утратила бытийную укорененность.  Сегодня это называют постмодернистом, но началось это давно, еще у англичан в школе Локка и Юма, и чрезвычайно усилилось с развитием естественных наук. Можно ли говорить о божественности человека, когда Дарвин ведет его от обезьяны?  Возникла ситуация, когда человек, лишенный фундаментальных ориентиров, должен был сам решать, сам выбирать мировоззрение, сам себя строить. Это и называет Ницше сверхчеловеком – человека самодеятельного, то есть в высшей мере ответственного. С этой концепцией связано едва ли не самое большое недоразумение, возникшее вокруг Ницше. Александр Генис:

Но не вправе ли мы говорить, что постулат человека ответственного и решающего за себя и есть основное понятие демократии? Ведь именно к этому ведет, в конце концов, автор книги, Дженифер Ратнер-Розенхаген.

Борис Парамонов:  В общем - да, и тут ей, как и всякому серьезно размышляющему о Ницше, пришлось проделать  большой путь и трудную работу. Опасность Ницше в том, что он провокативный мыслитель, он никогда ничего не говорит прямо, прямоговорение органически ему чуждо, и в этом он не столько философ, сколько художник. Ницше - поэт, его подчас ведут не мысли, а слова. Соблазн тут в том, что поэзия на уровне гениальности как раз и оказывается орудием истины.

Но поверхностные слои американской культуры как раз и являют картину, совершенно не соответствующую интуициям и парадоксам Ницше. Базовые американские установки, перечисляемые Ратнер-Розенхаген: христианский аскетизм, мелкобуржуазная сентиментальность, всяческий пиетизм. По каждому из этих пунктов можно найти сокрушительную критику у Ницше.

Александр Генис: И все же Ратнер-Розенхаген находит у американских авторов множество примеров внутренней солидарности с мыслью Ницше, даже чуть ли не текстуальных совпадений. Например, у писателя и, что тут важно подчеркнуть,  священника, хоть и не практикующего  Ральфа Эмерсона: ''Любое зло, которому мы не поддались, в сущности, благодетельно''.

Борис Парамонов:  Да, это прямая параллель афоризму Ницше: ''Всё, что не убивает меня, меня усиливает''.