Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Нельзя сказать, что все эти точки зрения бессмысленны, в них есть немалая правда. Но контраргументы не менее весомы. Начнем с всеобщего избирательного права – а почему, собственно, оно предоставляется всем? Для этого нужно всего-навсего вспомнить историю вопроса. Не уходя в подробности этой истории, достаточно сказать, что всеобщее избирательное право стало таковым в результате опыта двух мировых войн, бывших тотальными войнами, затрагивавшими всё население воюющих стран. Но если государство распоряжается таким фундаментальным правом, как право человека на жизнь, ведь чем-то это нужно компенсировать. За такое, так сказать, налогообложение – отчуждение человеческой жизни в пользу государственного интереса – и  компенсация должна быть максимальной. А это и есть всеобщее избирательное право. Так что тут важен вопрос не о ценности самого этого права, а порядок, смысл и резон его происхождения.

По поводу корпоративного государства нужно тоже кое-что вспомнить. Этот проект возник после первой мировой войны (а кое-где и раньше, например, в движении французского синдикализма) и противопоставлялся как раз изжившей себя, как многим казалось,  демократии. И тут шел в действие аргумент, который сегодня выставляет М.Ямпольский: голос человека, взятого не в полноте его существования или даже в конкретике его профессиональной жизни, - это пустой, искусственный, ничего и никого не выражающий голос. Человек, представленный в его живой социальной страте, в его корпорации, уже полнее, конкретнее. Это идея корпоративного государства была высказана Муссолини, начавшего ее реализовать после прихода к власти, и поначалу была встречена сочувствием очень известных и заслуживающих доверия людей. Например, Бертран Рассел с симпатией говорил о Муссолини. Бернард Шоу в том же плане высказывался, а из русских – Николай Бердяев. Интересно, что Бердяев – и не он один, а многие иностранцы, знакомившиеся в те раннесоветские годы с "русским экспериментом", - сочувственно отзывались об идее Советов, понятых как орудие рабочего самоуправления и представительства. Это и был пример "корпорации". Но вспомним, к чему это привело: к полному их выхолащиванию и превращению в бессильный придаток большевистской партии, бывшей монопольным носителем как раз политической власти. Надо думать, что судьба корпораций в муссолиниевской Италии, во франкистской Испании и Португалии Салазара была примерно такой же. Корпоративное государство подпадает под неограниченную власть диктатора, потому что в ней не предусмотрен механизм контроля над властью.

Всё это показывает незаменимость демократии как именно политического института и необходимость самой политики как средства достижения, осуществления и смены  власти.

В приведенных текстах и аргументах политика подменяется философскими и культурно-историческими медитациями. А ведь главный инстинкт настоящего политика – не критика тех или иных инструментов политической жизни, а умение пользоваться ими. Критики демократии не замечают ее главной  убойной силы: она, как ничто другое, способна ограничивать власть, обеспечивать сменяемость власти, не давать власти засиживаться. И на это работает сам формальный принцип демократии, система выборов, если эти выборы, понятно, прозрачные и честные. Вот тот колоссальный политический плюс демократии, который сводит на нет все ее философски усматриваемые минусы.  Конечно, демократия – это не цель, а средство. Но такое средство, без которого трудно рассчитывать на достижение каких-либо высоких человеческих целей.  Засилие несменяемой власти, всё подминающей под себя, не дает реализоваться никаким приватным человеческим целям.

Идя в бой, нельзя выбрасывать оружие. Высоколобые комментаторы, о которых шла речь, предлагают  именно это.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24495063.html

* * *

Другие берега Дмитрия Набокова

В Швейцарии в возрасте 77 лет умер оперный певец и переводчик Дмитрий Набоков. Оборвалась родословная линия Владимира Набокова.

Мы, конечно, все знали, что у Владимира Набокова есть сын Дмитрий. Но живые детали касательно Дмитрия Владимировича можно было обнаружить разве что в текстах его отца. Правда, таких текстов немало, и из них мы можем кое-что почерпнуть о сыне знаменитого писателя.