Борис Сичкин: Я – Буба Касторский

.. Невольно перед мысленным взором возникает улыбающийся образ Бориса и его слова: “Что касается меня, я в полном порядке!”»

Вена – Рим – Нью-йорк

Путь советского эмигранта начинался в ту пору с таможни аэропорта Внуково и самолета Москва – Вена. Добрый товарищ Бориса Сичкина певец-эмигрант Михаил Гулько, уезжавший вместе со своей семьей в том же 1979 году, описывает мытарства беженцев такими красками:

«Итак, самолет. Австрия – первая остановка. Запомнил я Вену плохо, потому что был там недолго. Поразило, без сомнений, изобилие в магазинах, а так особых впечатлений не вынес. Из Вены эмигрантов отправляли в Рим. В памяти встает вокзал, суета, толкотня и абсолютно ужасный поезд едва ли не с забитыми досками окнами вагонов. Со мной родственники и ворох чемоданов. Кое-как расположились, забросили багаж, чуть не оставив на перроне сумку. Тронулся состав. Ехали ночь. Наконец Вечный город – Рим. Здесь нам предстояло пробыть несколько месяцев, ожидая разрешения на въезд в Штаты. Дольше всех сидели те, кто хотел в Австралию – без малого год или в Канаду – полгода.

С Михаилом Гулько и поклонницей за кулисами «Звездной пурги». Борис Михайлович в прекрасном настроении после горячего приема публики. Москва, 2000

Про Италию я знал только одно – здесь орудует мафия. Потому на каждого смотрел с подозрением. В Риме сняли квартирку неподалеку от Ватикана. Так все делали: находили жилье, потом приносили счет от хозяина, а эмигрантская организация оплачивала его.

Все расселились в разных районах, но каждое утро бывшие советские граждане встречались на базарчике, где с рассвета кипела торговля. Называлась эта толкучка почему-то “Американо”. Кавдый пытался продать свои нехитрые “сокровища”: матрешки, икру, палехские шкатулки, книги по искусству, деревянные ложки, фотоаппараты. По рынку бродили итальянцы, желающие приобрести что-нибудь за гроши, и фланировали цыганки в ярких одеждах с множеством карманов, куда они очень ловко прятали всё, что им удавалось стащить. Одну такую “мурку” я поймал буквально за руку и, невзирая на ее “справедливые” крики: “Невиноватая я!” – все-таки вызволил свою баночку икры. Сбыть удавалось не всё и не всем. Конкуренция на “Американо” была страшная, а набор товара у всех практически идентичный. Как-то я гулял по Риму и думал, как же мне удачнее распродать свои “рашн сувенире”, и тут увидел нищего музыканта. Я уже встречал его раньше. На вид холеный, с приятным лицом, розовощекий. Нищий?! Такой нищий богаче нас всех!

Он бойко играл на таком маленьком аккордеончике. И тут меня осенило. Подошел к нему: “Сеньоро, продай инструмент!” Он отвечает: “Прего! У меня еще есть!” Взял инструмент и на следующий день пришел на базар пораньше, в шесть утра. Занимаю первый стол, достаю бутылочку водки, сало, хлеб, режу огурчик, расставляю все свои “подарки” и разворачиваю аккордеон. Как выдал “итальяно”, и “Соле мио”, и “Сорренто”! Тут они к моему прилавку как ломанулись!..

И крали, и покупали, и просто стояли, слушали. А я играл, водочку пил, закусывал хлебушком с колбаской и создавал ажиотаж. Выпивал не для удовольствия – холодно было. Иначе бы я просто не выдержал столько времени на улице. Всё это было весело очень. Аккордеон этот маленький в Америку – уже не помню почему – вывезти не мог и продал его накануне отъезда вместе с часами прямо с рук».

Наверняка пришлось пережить что-то подобное и главному герою нашего повествования. Так или иначе, в 1979 году Борис Сичкин оказывается в Нью-Йорке и поселяется в Квинсе. Он скоро понимает, что язык в объеме и качестве, годных для съемок в Голливуде, ему не освоить никогда. Но духом (как всегда!) не падает: начинает работать в сборных концертах, ведет свадьбы, изредка выступает в ресторанах Брайтона, раз в год дает большой сольный концерт. Жена Галина Рыбак, напротив, быстро находит себя в новых реалиях и устраивается преподавателем балета и гимнастики. Занимается она этим, между прочим, по сей день, несмотря на то что ей далеко за восемьдесят.

Сергей Довлатов

Борис Сичкин был популярным человеком в русской общине. Его любили, над шутками его смеялись, элегантностью восхищались, вот только, кроме моральных, других дивидендов эта слава не приносила… С ним дружили и общались самые разные люди: от простого пенсионера до маститого писателя Сергея Довлатова. Последний посвятил яркому образу артиста ряд зарисовок «с натуры». Скажем, такую:

«Сичкин жил в русской гостинице “Пайн” около Монтиселло. Как-то мы встретились на берегу озера.

Я сказал:

– Мы с женой хотели бы к вам заехать.

– Отлично. Когда?

– Сегодня вечером. Только как мы вас найдем?

– Что значит – как вы меня найдете? В чем проблема?

– Да ведь отель, – говорю, – большой.

Сичкин еще больше поразился:

– Это как прийти в Мавзолей и спросить: “Где здесь проживает Владимир Ильич Ленин?”»

«У нас на Брайтоне»