Бородинское поле

Признание красноречивое. Гальдер симпатизировал Боку, даже был с ним в дружбе, поэтому он подбирал в своем дневнике для командующего группой армий "Центр" наиболее благоприятные, мягкие слова. 22 ноября он записал: "Фельдмаршал фон Бок лично руководит ходом сражения под Москвой со своего передового пункта. Его необычайная энергия гонит войска вперед… Фон Бок сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне, указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой батальон может решить исход сражения. Противник между тем подтянул на фронт свежие силы. Фон Бок бросает в бой все, что возможно найти…"

Итак, Боком брошены в бой последние батальоны, а казалось, смертельно раненный русский противник стоит у порога своей столицы неприступной скалой, о которую лихорадочно бьются, на глазах теряют силу и гаснут волны зловещего "Тайфуна". Тяжелораненый не может долго сражаться, он вот-вот упадет. Бок это видит, но не хочет признаться; зато более трезвый Гальдер уже через несколько дней, 3 декабря, записывает в своем дневнике: "На фронте 4-й армии наступающие части медленно и с большим трудом продвигаются вперед. В то же время противник на некоторых участках фронта частными контратаками добивается успехов, окружая отдельные немецкие части. Так, например, в результате контратак противника оказалась окруженной 258-я пехотная дивизия".

"Тайфун" иссяк. Но его последние вихри еще метались над пятой армией три первых декабрьских дня.

И в это морозное утро 1 декабря все начиналось по старой схеме, по тому классическому шаблону, который действовал почти на протяжении всей войны. Сначала бомбовый удар с воздуха по нашей обороне, затем артиллерийский налет, и после пошли танки.

Взвод лейтенанта Сухова занимал небольшой лесок, лежащий темным островком среди ослепительно ярких снегов, залитых утренним солнцем. Островок этот был своего рода фортом перед полком Глеба Макарова, и в задачу стрелкового взвода входило главное - отсечь вражескую пехоту от танков. Взвод располагался редкой цепочкой, укрывшейся за нагромождением сваленных деревьев. Подступы к лесному островку были заминированы с трех сторон: юга, запада и севера. Отделения также строили фронт своей обороны на три направления: на север, запад и юг. В течение трех дней бойцы Сухова оборудовали свои позиции, разгребали глубокий снег и затем кирками и лопатами вгрызались в промерзшую, неподатливую землю. Крепкий мороз и корневища деревьев превратили ее в бетон, и бойцам стоило большого труда отрыть на каждого стрелковую ячейку метровой глубины. Ходом сообщения служила вырытая в снегу траншея. Лесных завалов по всей линии обороны было много, в том числе и "вал Бригвадзе", расположенный невдалеке; бойцы Сухова сидели в белых маскировочных халатах, поэтому немецкие самолеты не обратили внимания на их островок и не бомбили, артиллерия врага также пренебрегла ими, сосредоточив весь свой огонь по основным, главным образом артиллерийским, позициям нашей обороны.

Танки шли цугом, построившись в колонны, одновременно в разных местах, примерно по тридцать машин в колонне. Этот строй был несколько необычен, очевидно, немцы опасались минных полей, хотя нечто подобное артиллеристы Макарова уже видели на Бородинском поле у Багратионовых флешей. На броне сидели автоматчики. Когда первый подорвавшийся на мине танк остановился, шедшие следом обогнали его и продолжали упрямо идти вперед, разгребая суметы и стреляя на ходу из пушек и пулеметов. До них было далековато, из автоматов не достать, и Сухов приказал перебросить все пулеметы на южную сторону и открыть огонь по облепившим танки пехотинцам. Фланговый огонь станкового и трех ручных пулеметов был внезапным и действенным: он как ветром сдул с брони стрелков, и они серыми точками падали в снег. Сухов сам находился здесь, у пулемета, а на противоположной, северной, стороне леса с третьим отделением оставался его помощник сержант Олег Остапов.