- И что же, по-вашему, командующий танковой армией, любимчик Гитлера, не верит в победу? Делает дело, в которое не верит?.. Я так вас понял?
- Не совсем так, господин генерал. Гёпнер не верит в военный талант Гитлера.
Говоров знаком приказал увести пленного. Затягивать разговор не было времени и смысла. Затем с членом Военного совета и начальником штаба армии они обсуждали положение в свете того, что сообщил Гальвиц. Да, в результате нашего наступления, стремительного форсирования Москвы-реки и овладения Колюбакино над девятым армейским корпусом фашистов нависла угроза полного окружения. Немцы это понимают. Видно, не очень считаются с категорическим приказом фюрера оборонять каждый метр, если командующий четвертой танковой армией генерал-полковник Гёпнер отдал приказ на отход. Возможно, с разрешения Клюге или самого Гитлера.
Говоров пригласил к себе начальника разведки. Сведения Гальвица об отходе четвертой танковой подтверждались. Надо бы сообщить об этом в штаб фронта. Но прежде надо быть уверенным в достоверности сведений о приказе Гёпнера. Гальвиц внушал ему доверие, но он мог быть плохо информирован. Говоров позвонил генерал-майору Орлову - командиру мотострелковой дивизии, наступавшей на главном направлении. Тот доложил, что дивизия ведет ночной бой, медленно продвигаясь вперед: на всех участках противник оказывает серьезное сопротивление.
Только закончил разговор с Орловым, как позвонил его сосед - генерал-майор Лебеденко, командир стрелковой дивизии. Полки Лебеденко также продвигались с боями. Противник на отдельных участках бежит, бросая технику и оружие. Есть пленные.
Далеко за полночь командарм позвонил начальнику штаба фронта, доложил обстановку и сообщил о приказе генерала Гёпнера. Василий Данилович Соколовский сказал, что штаб фронта уже имеет эти сведения, и тут же предъявил свои претензии: командование фронта считает, что темп наступления пятой армии слишком замедлен. Генерал Жуков недоволен и спрашивает: почему до сих пор не введен в бой кавалерийский корпус Доватора?
Говоров сказал, что наступление кавкорпуса намечено на завтра, и, вспомнив, что сейчас уже глубокая ночь, поправился: точнее, уже сегодня. Потом вместе с членом Военного совета и начальником штаба армии, склонясь над оперативной картой, обсуждали положение дел в секторе своей армии.
Усталость брала свое, сон одолевал, и, порешив все первостепенные вопросы, командарм позволил себе часок-другой вздремнуть. Но как только голова его коснулась подушки, Леонид Александрович понял, что сразу не сможет уснуть, что тот сон, который атаковал его полчаса назад, теперь отступил, а на смену ему подкрались подстерегавшие его мысли о недавнем разговоре с немецким доктором истории. Казалось, ничего такого особенного не услышал он от Гальвица, и мысли его не были новы для Говорова, но то, что он слышал их из уст врага, немца, фашиста, беспокойно отзывалось в душе и наводило на размышления. Сила духа, нравственное превосходство - вот главный фактор в победе.
Размышляя об историческом прошлом своего народа, о героических традициях, Леонид Александрович вдруг нашел образное сравнение: история нации - это все равно что корни дерева. Чем глубже и сильней эти корни, тем могущественней дерево, ибо корни его питают. Подруби корни - дерево зачахнет и в конце концов погибнет.
Мысли плыли все медленней и спокойней. Возвращался сон… Но мысли не гасли, уплывали куда-то на правый фланг армии, где наступали две стрелковые дивизии, перерезав железную дорогу Кубинка - Истра, и где завтра, то есть сегодня, 13 декабря, им на подмогу придут гвардейцы-кавалеристы. Под покровом ночи они уже выходят на исходный рубеж - на восточный берег скованной льдом Москвы-реки. Они должны по льду форсировать реку, войти в прорыв и ударить на северо-запад, в направлении села Онуфриево, чтобы внезапно очутиться в тылу двух пехотных дивизий немцев. Вернее, это были остатки недобитых дивизий, основательно потрепанных неделю тому назад, в самом начале нашего контрнаступления.
С утра повалил густой мокрый снег. Все исчезло в сплошном белом мареве.
Говоров стоял на НП и смотрел в бинокль на запад, где гремел бой. Но ничего, кроме пушистых хлопьев снега, не было видно. Он опустил бинокль и с досадой сказал:
- Вот незадача - авиация нас не сможет поддержать.
Стоявший рядом с ним командир кавалерийского корпуса генерал-майор Доватор на замечание командарма отозвался весело, даже как будто возбужденно:
- А может, наоборот, метелица к лучшему, как говорят у нас в Белоруссии, к удаче. Можно незаметно проскочить через немецкую оборону. Да к тому же и небо совсем безопасно в такую непогодь. Для конников, товарищ командующий, авиация - враг номер один.
В бекеше с серым каракулевым воротником, крепко сложенный и статный, с энергичным смуглым лицом, невозмутимый и обаятельный, он внушал к себе уважение и симпатию. В его остром смелом взгляде, в твердом голосе чувствовалась независимая натура.
- Вы разве белорус? - полюбопытствовал Говоров.