Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)

Отношение Британии к конфликту точно отражает письмо российского посла в Лондоне Сазонову, в котором говорилось: «В Берлине прекрасно знают, что Франция, которая, кажется, всегда готова сражаться с Германией, пойдет с нами. Они хорошо знают мнение Грея и какое значение придают этому вопросу в Англии. Я думаю, что этого совершенно достаточно, чтобы заставить их задуматься, потому что с их стороны было бы величайшей самонадеянностью воображать, что в случае всеобщей войны Англия не была бы мало-помалу втянута в нее»[677].

Но британская дипломатия не была уверена в том, что Россия уже готова вступить в войну из-за германской военной миссии. В письме О’Берни 2 декабря 1913 г. Никольсон писал: «Трудности с Сазоновым заключаются в том, что никогда точно не знаешь, как далеко он готов идти. Хотя мы вполне готовы признать, что назначение Лимана фон Сандерса, если оно действительно будет таким, как нам говорят, имеет очень серьезный характер, все-таки мы окажемся в глупом положении, если за дело возьмемся горячо, а потом окажется, что Сазонов в той или иной степени покинул нас»[678]

. Грей предупредил французского посла, что опасается очередного отступления со стороны Сазонова. Опасения Грея подтвердились.

В тот момент, когда послы держав в Османской империи готовились к демаршу перед Портой, Сазонов обратился к своим партнерам с просьбой отложить их представление в Константинополе, так как «русское правительство находится в дружественных переговорах с германским правительством»[679]. Но здесь российское правительство, добившись поддержки Грея при помощи Франции, сделало шаг назад, о чем впоследствии Сазонов горько сожалел.

Российский министр предполагал, что теперь может быть уверен в полном единодушии со стороны Франции и Англии. Он вдруг решил использовать это для нажима на Берлин, с тем чтобы принудить Германию пойти на уступки, прежде чем послы союзных держав предпримут выступление в Константинополе. Успех в Берлине, по его мнению, будет означать более крупную дипломатическую победу, чем разрешение вопроса, достигнутое в Константинополе.

22 ноября (4 декабря) Сазонов телеграфировал в Константинополь российскому послу М. Н. Гирсу: «Считаем нужным повременить совместным выступлением до выяснения нашего последнего шага в Берлине»[680]. Одновременно Сазонов поручил Свербееву довести до сведения германского правительства о намечающемся коллективном выступлении держав в Константинополе с таким расчетом, чтобы вынудить Берлин на выгодные России уступки. В Берлине, однако, не обнаружили никакого намерения уступать. Германский кайзер воскликнул: «Речь идет о нашем достоинстве и положении в мире, против которых ведется травля со всех сторон. Следовательно — голову выше, рука на мече»[681]

.

Германский статс-секретарь иностранных дел Г. Ягов спокойно выслушал Свербеева, поблагодарил его за информацию, но заявил, что никакого определенного ответа в настоящее время дать не может до тех пор, пока Лиман фон Сандерс не изучит «местные условия» и не придет к соглашению с турецкими властями о возможности перенесения миссии из Константинополя в какое-либо другое место[682].

Между тем 4 (17) декабря 1913 г. генерал Лиман фон Сандерс был назначен инспектором военных школ, членом военного совета и командующим 1-м армейским корпусом в Константинополе. Это заставило царское правительство вернуться к прежнему варианту действий. Убедившись в бесполезности дальнейших «дружественных переговоров» с Берлином, Сазонов 7 декабря телеграфировал в Париж и Лондон: «Признаем желательным безотлагательное обращение к Порте трех послов с одинаковой нотой, составленной на основании английского предложения»[683]

.

Но Сазонову пришлось пережить разочарование, когда он узнал, что Грей, воспользовавшись проволочкой, успел изменить свою точку зрения и отказался от первоначального предложения. Британский министр заявил, что нота, предназначенная Турции, составлена в очень решительных и ультимативных тонах и ее надо заменить другой, более осторожной и сдержанной, запрашивающей турецкое правительство о характере военной миссии и ее функциях.

Нота, предложенная Россией 7 (20) декабря, гласила: «Поручение командования корпусом турецкой армии в Константинополе германскому генералу дало бы последнему положение, какое ни один иностранный офицер германской или какой-либо другой державы до сего времени никогда еще не занимал в Константинополе. Таким образом, весь дипломатический корпус оказался бы во власти Германии. Кроме того, германский генерал мог бы принимать военные меры, которые могли бы нанести ущерб власти султана. Действительная гарантия целостности Османской империи, заключающаяся в равновесии держав, исчезла бы сразу. В самом деле, если бы Германия достигла такого преобладающего положения в Константинополе, другие державы были бы поставлены перед необходимостью охранять свои интересы в Турции»[684].