Босяки и комиссары

Когда же он сказал, что я занимаюсь наркотиками, я, имея в виду и наверняка спрятанный где-то в кабинете диктофон, тут же возразил — мол, MDP, который из Москвы от меня приходил (отрицать это было, наверное, уже совсем наглостью), вовсе не наркотик. На что Калле в первый раз, наверное, разозлился и повысил голос: «Да тебя бы давно уже арестовали! Все твои дела известны, каждый твой шаг! Даже если бы полиции на тебя было насрать, тебя другие бы сдали. Ты, думаешь, один синтетикой здесь занимаешься? На тебя уже несколько раз доносы от конкурентов приходили! И не сидишь ты еще только благодаря мне!»

Успокоившись, Калле сказал, что иного выхода, как договориться по-хорошему, у меня нет. Либо я работаю как раньше, то есть с Марво, либо прямым ходом отправлюсь в тюрьму, и надолго. Не прямо сейчас, но при первой же малейшей возможности, если я вздумаю и дальше пытаться работать сам по себе. И все, что сделаю или привезу в Таллин, должно оставаться здесь, а кому надо, те решат, куда и кому лучше продавать. Мое дело — работать и получать за это хорошее вознаграждение. Но бизнес тут ведут другие.

«Думаешь, я не знаю, куда ты собрался свой московский товар продавать? — с насмешкой бросил Калле. — В Амстердаме у тебя приятели. Наверняка с ними уже договорился? Или нет еще? И не вздумай больше с ними дело иметь. Узнаю — отправлю просто датской полиции на тебя ориентировку. И во все соседние страны. Никуда больше ездить не сможешь. В любом аэропорту тебя будут тормозить и шмонать».

Калле рассказал, что еще год назад, когда я первый раз разругался с Марво и ездил в Амстердам к Джакиесу, он устроил за мной слежку. Он хотел сорвать продажу MDP, но им не повезло — его сотрудники приехали в Амстердам неофициально и не могли просить помощи у местной полиции. А сами они меня быстро потеряли из вида, когда я сел в какую-то машину, — я понял, что к Джакиесу.

Зато Калле со своими людьми отследил меня на обратном пути по авиабилетам и предупредил финскую полицию, когда я прилетел в Хельсинки. Поэтому-то меня тогда и обыскивали в аэропорту и долго выясняли, почему я везу с собой так много наличных, да еще в голландских старых гульденах.

Часа через два такой беседы я начал все же склоняться к тому, что Калле говорит правду, ну или полуправду, но все это никак не провокация, чтобы попытаться меня расколоть и заставить в чем-то признаваться. Он действительно знал много, хотя, конечно, далеко не все. И это меня в некоторой степени успокаивало.

Главное, что Калле не знал о моих последних делах — что я был в Китае, нашел там производство, договорился с таможней во Владивостоке и Уссурийске. Я об этом вообще никому не рассказывал и, сидя в кабинете Калле, только внутренне перекрестился, что так правильно поступил. И теперь уже точно решил я для себя: никому ничего рассказывать нельзя ни в коем случае, даже тем, кому думал, что можно доверять. Все так или иначе связаны с Марво, все между собой разговаривают, по телефону созваниваются, в том числе и со мной — мало ли кто, где и о чем случайно проговорится. Даже о мелочи. Узнай такие люди, как Калле, а уж тем более Марво, о том, что я смог организовать, — тут же попытаются это использовать.

В общем, закончили мы разговор на том, что я согласился работать так, как говорил Калле. Деваться мне действительно было некуда. Но раз уж у меня появилась такая большая и важная крыша, я сразу попробовал отвоевать в новой системе координат, обозначенных комиссаром, место получше. «Как можно иметь дело с Марво? — заговорил я с Калле уже как с покровителем. — Он два раза меня обманывал. Мне за свой счет пришлось часть работы делать, я сам материалы покупаю, за транспорт плачу. Это большие деньги. А он откровенно меня обманывает. И издевается. А теперь эта история с водой! Я из нее, что ли, должен MDP в Москве делать? Сам за все заплати — и еще ему долг этот выдуманный отдавать? Так невозможно».

Я рассказал Калле, что пока был в Таллине, после звонка Марво, которые все требовал свой долг в счет подмененной воды, позвонил и Сергей. Он говорил, что, мол, раздобыл тонну сафрола, и предложил продать ее мне в обмен на уже готовый MDP, который бы я ему отправил из Москвы. Понятно, что это та самая тонна сафрола, которую Яанус по моим документам получил в Шереметьеве и которую потом Марво отнял. Поэтому я, конечно, Сергею отказал — выходило, они хотели заставить меня дважды заплатить за мой собственный товар.

Калле про то, что Марво прислал мне в Москву вместо сафрола воду, явно знал. Когда я об этом упомянул, он криво усмехнулся — как забавному, но не очень приличному случаю: «Давай так. Об истории с той водой просто забудем. И ты, и я. И Марво тоже. Будем считать, что это печальное недоразумение. Никто никому больше ничего не должен. Все продолжают работать как раньше. Все твои материалы как были твоими, так и будут. И деньги за свой товар получишь».