Босиком по краю моря

Они прошли по гулким пустым коридорам, миновали охранника, вышли во двор. Взгляды их уперлись в спину Михайло Васильевича. Он уже был в одиночестве – все курильщики разбрелись кто куда.

– Ну, сначала мы поедем на машине, а потом на теплоходе, – сказал Суржиков.

– Да, точно. «Зимняя вишня»! И этот, Калныньш!

– Что? – оторопел Суржиков.

– Я вспомнила, на кого вы стали похожи с этой прической. Фильм такой был – «Зимняя вишня». Мама моя его любит. Там актер играл латышский. Калныньш его фамилия. Вы на него стали походить с этой прической.

– Вы заметили, что я подстригся? – усмехнулся Суржиков.

– Еще как заметила. Вам очень идет.

– Спасибо. А то я себя дураком малолетним чувствую с таким затылком.

– А, что вы понимаете! – ответила Женя, усаживаясь в машину.

Суржиков помог ей устроиться, потом закрыл дверь, обошел машину и сел на водительское место.

– Честное слово, я впервые куда-то еду с бывшей студенткой.

– Не переживайте. В сто лет тоже можно быть бывшей студенткой. И это тоже не попадает ни под какую статью Уголовного кодекса.

Суржиков рассмеялся. Женя посмотрела на него и сказала:

– Как же я вас терпеть не могла! Вы бы знали! А сейчас еду с вами в машине и с удовольствием предвкушаю путешествие на теплоходе.

– Эволюция отношений. Такое бывает.

Женя задумалась. «Эволюция отношений – что это? И всегда ли в этом смысле эволюция – прогресс? Вот у нас с Корольковым тоже эволюция отношений – из ровных они превратились в теплые, близкие, затем наступило охлаждение и неприятие. Если под эволюцией понимать постепенные изменения, которые приводят к качественно иным формам, то такая эволюция – это прогресс. Потому что мы с Корольковым никогда бы не смогли вместе жить. Разные совсем. А неприязнь, которая была между мной и Суржиковым, сменилась вполне теплыми отношениями – и это очевидный прогресс. Или я подменяю понятия?» – размышляла она. Присутствие Вадима Леонидовича ее будоражило. Она еще могла понять его рекомендацию, но вот на совместную прогулку она никак не рассчитывала – ей это еще вчера казалось невероятным.

– Вы меня не слушаете, Пчелинцева? – донеслось до нее.

– Я размышляю…

– О чем?

– Почему вы меня зовете Пчелинцевой? Столько лет прошло, как я окончила университет, вы все «Пчелинцева», «Пчелинцева»…

– Евгения Ильинична? – осведомился Суржиков.

– Издеваетесь? Меня даже Бояров так не зовет!

– Ну, раз сам Бояров…

И опять Жене показалось, что Суржиков был недоволен упоминанием своего друга.

– Я в том смысле, что даже в официальной обстановке ко мне лучше обращаться по имени.

– Принято, Женя!

– Вот, – удовлетворенно сказала она и, повертев головой, спросила: – А куда мы едем? Вроде бы Речной вокзал в другой стороне.

– А мы от гостиницы «Украина» поплывем. И не на большом теплоходе, а на маленьком. Ну, это как рояль в кустах – у меня «случайно» есть знакомый, а у него «случайно» есть маленькая яхточка и, опять же «случайно», имеется разрешение на хождение этой яхточки по Москва-реке.

– Здорово, я люблю такие случайности, – рассмеялась Женя, – но если у вас свои дела, вы не стесняйтесь, скажите.

– А я бы и сказал, – Суржиков повернулся к ней, – но, видите ли, я с удовольствием проведу время с вами. И еще бы я перешел на «ты». Понимаете…

Женя засмеялась:

– Понимаю, но так сложно переступить эту границу – обучающий – обучаемый! Я это еще в школе заметила. Понимаете, десятый класс – это взрослые люди, они и про отношения, и про секс, и про все остальное знают не понаслышке. А вот учителя до последнего звонка делают вид, что детей в капусте нашли. Ну, не все, конечно. А вот приходишь в школу на встречу выпускников и понимаешь, что ты в этой жизни уже узнал даже больше, чем твоя учительница черчения, но все равно не можешь о жизни с ней поговорить на одном языке.

– А как так может быть – узнать больше, чем человек, который старше…

– А возраст тут вообще ни при чем! Моя одноклассница, умная, начитанная, образованная, к двадцати пяти годам два раза была замужем, два раза развелась и родила ребенка вне брака. А учительница черчения была старой девой, которая считала, что колени у приличной женщины должны быть прикрыты.

– Такое еще встречается? – серьезно осведомился Суржиков.

– Да. Многое другое тоже встречается. И диалога между этой моей одноклассницей и той учительницей нет. Потому что учительница – это «авторитет», это «опыт», «знания». Ну, и прочее.

– Как же выгляжу я в глазах студентов? – задумчиво спросил Вадим Леонидович.

– Ты классно выглядишь! – нарочито небрежно перешла на «ты» Пчелинцева. – Красивый, модный, сильный. Умный. Умеешь держать аудиторию. Авторитет.

– Неужто?!

– Да, уважением пользуешься. Думаю, наш с тобой конфликт, – Женя с каким-то озорным удовольствием еще раз произнесла местоимение «ты», – заключался в том, что ты не хотел, чтобы я этот авторитет подрывала. А я наглела и не хотела остановиться.

– Ты много глупостей говорила тогда. – Суржикову «ты» далось немного труднее. И это было заметно.

– Неужто? – искренне удивилась Женя.