Босиком по краю моря

– Да, обязательно! – обещала Женя, но сама знала, что завтра обязательно увидит Суржикова. Словно ей по-прежнему хотелось убедиться, что ее бывший преподаватель – ее теперешний любовник – это не призрак.

Оставшееся время промелькнуло быстро, и вот опять Пчелинцева оказалась на вокзале. Но в этот раз ее не провожали родители – Женя наврала, что ей надо бумаги забрать из одного офиса, и уже оттуда она сразу поедет на вокзал.

– И, знаешь, мама, я очень расстраиваюсь. Мне кажется, я не должна была уезжать от вас.

Женя не врала, эти мысли ее посещали часто.

– Не выдумывай, – решительно сказала Татьяна Александровна, – правильно ты все сделала. А мы с папой приедем к тебе обязательно!

Эти слова немного успокаивали, и теперь все ее мысли всецело были заняты Суржиковым.

На вокзал Вадим приехал с небольшим букетиком и конфетами. Женя машинально приняла и то, и другое, а вслух сказала:

– Господи, а что же дальше? Ты здесь, я там.

– Не говори, я уже сто раз проклял тот день, когда порекомендовал тебя Боярову.

– Почему?

– Да все потому же. Так оставалась бы здесь. И вообще.

– Не глупи. Я – о Боярове. Но вот то, что часто видеться сложно будет – это катастрофа!

– Я приеду к тебе.

– Эту фразу я слышу сегодня второй раз. Утром мне об этом сказала мама.

– Мама волнуется?

– Она вообще волнуется.

– Почему? Ты, по-моему, идеальная дочь.

– Главная тема раздора – мое нежелание иметь семью и детей.

– А ты не хочешь замуж?

– Пока нет. И детей тоже не хочу. Пока. Или вообще. Я не знаю. У меня нет времени об этом думать. У меня много интересной работы.

– С ума сойти, какая женщина мне досталась. – Суржиков обнял ее. – И здесь ты не такая, как все.

– Ошибаешься. Многие не хотят замуж. Этому состоянию есть альтернатива. Нормальные отношения с человеком, у которого ты не повиснешь гирей на ноге, и он тебя не будет гнуть. Знаешь, я не была уверена в правильности этой точки зрения. Но в этот свой приезд я поняла, что лучше быть не замужем. Пример моей подруги. Ты, кстати, знаешь ее – Коробицина Тая. Отличница, между прочим.

– Что-то такое помню… – Суржиков слушал Женю серьезно. – Но опыт одного, двух, даже сотни человек иногда не говорит о правильности теории. Тем более в таких вопросах практика у всех разная. Все же есть какой-то экстремизм в твоей точке зрения.

– Отчего же, – спокойно спросила Женя, – это же моя точка зрения. Я ее не навязываю.

Если бы она разговаривала с кем-то другим, это был бы уже не разговор, а словесная перепалка. Но тон Суржикова был уважительным, немного сочувствующим, волей-неволей оппонент подстраивался под эту манеру.

– Так-то оно так, но обществу нужны дети. Это звучит странно, но социальная нагрузка детства велика. Это и среднее поколение – родители. И старики – бабушки, дедушки. Понимаешь, конечно, должен быть выбор, разумеется, можно не выходить замуж, а просто встречаться два раза в неделю. Но дети…

– Боишься без наследников остаться? – ехидно спросила Женя.

– Пожалуй, что нет, – ответил Вадим, – я еще почему удивился твоей точке зрения – я сам такой. Знаешь, когда я был женат, я все время боролся за свободу. Нет, мне не надо было встречаться с другими женщинами или пить с мужиками. Мне просто необходимо было пространство, воздух. Мне нужно было побыть одному в комнате, иметь возможность не делиться проблемами, не обсуждать каждую ерунду только потому, что у меня теперь появилась «вторая половина». Господи, да кто только это придумал – «вторая половина»?! Что это за ерунда такая?!

– Это выдумали те, кто не может быть сам по себе. Вторая половина им точкой опоры служит. Понимаешь, любовь и семья очень редко совпадают.

– А твои родители, например? Как ты думаешь?

– А тут я оценить не могу. Тут нет объективности совсем. Они же мои родители. Знаешь, все, что связано с матерью и отцом, – это в нашем сознании без секса и всех этих нюансов. Самое большее, что мы можем произнести вслух: «Они друг друга очень любили!» Но что стоит за этими словами, мы не знаем и запрещаем себе задумываться.

– Я бы сказал, мы не рассматриваем родную семью в этой плоскости. Иначе тогда мальчики могли бы влюбиться в свою мать, а девочки – в отца.

– Скользкая тема, – заметила Женя.

– Обычная, – пожал плечами Суржиков, – и про семью и детей надо разговаривать. Проблема людей в том, что они не умеют пользоваться своим языком.

Этот странный для перрона разговор был важен им обоим – никогда они не касались этой темы, а знать взгляды другого означало представлять, куда могут завести отношения. Они так увлеклись, что Пчелинцева чуть не прозевала отправление поезда.

– Девушка, хотите остаться в Москве?! – окликнула ее проводница.

И в один голос Суржиков и Женя прокричали: «Да!»

Проводница поглядела на них с бабьим горьким сожалением.

В купе сидели люди – они копошились в сумках, поминутно извинялись, пытались все разом выложить на стол. Женя вышла в коридор и уткнулась лбом в холодное стекло. Поезд шел плавно, не отмечая стыков. Но в этой плавности был свой ритм, который сейчас успокаивал Женю.