Я смотрела на то, как приехавший высокий мужчина с ежиком коротких светлых волос деловито командует переносом отца в отдельную процедурную. Мануальщик больше напоминал боксера, но было что-то надежное в умных карих глазах, глядящих на нашу слипшуюся с Чезом парочку с легкой иронией.
Я чувствовала, как от его спокойных деловитых пояснений после осмотра отца медленно отлегает от сердца и начинают, наконец, течь слезы. Да так, что я их замечаю только тогда, когда Чез вытаскивает платок и начинает аккуратно вытирать. Чез. Я знаю твердо одно. Больше никто и ни при каких обстоятельствах не сможет меня заставить усомниться в нем.
Больше ни одна злобная ревнивая мыслишка, никакие там «дружеские» советы и все прочее не сдвинут меня с этой оси.
Настоящая любовь ли это? Я никогда не знала её, но для меня — это она самая. Может, немного не похожая на слезливые мелодрамы, может, слишком нереальная для современного мира, но… Она моя. И я знаю одно — другой такой у меня не будет.
Палец Чеза скользит вдоль позвоночника — то ли дразнит, то ли он сам так задумался, что не замечает, что именно делает.
Нам приходится переместиться вниз, в холл. Егор Валерьевич — как зовут прибывшего на выручку врача — клятвенно обещает, что после сеанса доложит о самочувствии отца и, если все будет неплохо, даже позволит нам увидеться. Потом папу перевезут в другую клинику — частную.
— Травмы не так серьезны, но возраст, да и стресс… думаю, неделька реабилитации Виктору Анатольевичу не повредит, — басит доктор, — и не таких на ноги ставили, не переживайте. Тут все вон на снимочках четко видно, — слетели позвонки в шейном отделе. С головой порядок, шишка пройдет, заживет, как на молодом.
Когда мы остаемся в холле и переживаем налет родственников Чеза и Альки — последнюю, к своему стыду, я увидеть не ожидала, потому что телефон подло отключился в самый неподходящий момент, и больше я никому написать и позвонить не могла, а просить зарядку — не было до этого момента возможности.
— Чез, — я сижу на продавленном диванчике, вяло размышляя о том, что итальянец смотрится довольно забавно в реалиях российской больницы.
Как будто его сюда прифотошопили, такого серьезного, делового, в дорогом черном пальто.
Надо извиниться. В конце концов, я первая решила соврать, когда речь зашла об Акуловне и универе. Не верится, что это было только сегодня, мне кажется, что уже лет сто назад, как минимум.
— Нора, прости, — перебивает меня мужчина. От него слабо тянет лимонной ноткой и чем-то освежающе острым — приятный парфюм. Теплое дыхание щекочет мне щеку — Чезаре стоит позади.
— Что? — переспрашиваю немного растерянно. Как-то не приготовила меня жизнь к тому, что кто-то из мужского племени умеет первым извиняться.
— Прости, что упрекал тебя. Ректор ваш просто с мозгами не дружит, я прекрасно понимал, что ты тут не при чем, просто… не сдержался. Были кое-какие неприятности на работе, но уже все улеглось. Да и вечер… я знал, что ты устала, что надо было предупредить заранее… Ай, diablo! — Чез ерошит отросшие пряди черных волос. Прямо как в рекламе шампуня. — Плоховато я умею извиняться, но… виноват.
— И я виновата, — тихо отвечаю, позволяя себе откинуться назад чуть больше — у дивана низкая спинка, и моя голова упирается куда-то в живот Чезу, — понимаешь, я… наверное плохо себе представляла, как это — не просто жить с мужчиной, но и… по-настоящему принимать тебя, понимаешь? Не только твою заботу принимать, не только позволять мне помогать, но и отдавать в ответ.
Знаю, что обычно парни не любят всего этого разбора чувств да философии — им бы чего попроще. Но ничего не могу сделать — слова сами рвутся с губ.
В ответ я получаю поцелуй куда-то в районе затылка.
— Значит, мы оба вполне способны прийти к компромиссу и выбросить белый флаг. Уже хорошо, — чужое дыхание снова щекочет кожу и поворачиваю голову, словно невзначай оставляя открытой шею.
Руки греют горячий пластиковый стакан с чаем из ближайшей кофейни — Алька позаботилась. Особо промерзнуть я не успела без верхней одежды, но все-таки.
— И да, девушка, которая подошла ко мне на выставке — это моя сестра, Бьянка. А то ведь добрые люди непременно захотят тебя осчастливить каким-нибудь ценным знанием о моих отношениях, — шепчет змей-искуситель.
Горячий бессовестный поцелуй огнем жжет справа на шее, теплые пальцы поглаживают кожу, вызывая и смех, и слезы от клубка из тревог, запоздалого страха, нежности и все больше захватывающего меня чувства… любви.
Ох, Норка. Девочка такая девочка. Кто клялся, что никогда не будет несчастно вздыхать, надумывать, упрекать и продолжать достойную традицию некоторых особ женского пола? Ещё осталось подписать контакт в телефоне «Мой пупсик» и ты будешь навсегда потеряна для общества.
Стараюсь громко не смеяться. Во-первых — это странно, во-вторых — неохота объяснять Чезу причину. Понимаю, что стресс гуляет…
— Ещё немного и поедем домой, — Чезаре все-таки обходит диванчик и садится рядом. Свое пальто он умудрился успеть снять и теперь накидывает мне на плечи, хотя здесь совсем не холодно.