Боже, храни мое дитя

И очень даже скоро. Ой, она такая хорошенькая! Иногда, когда она спала, я подходила и просто смотрела на нее. А сегодня пригнали ее машину – к ней приделали новую дверцу, только совсем другого цвета. Перед отъездом моя красавица подарила мне кисточку для бритья. У Стива борода, ему эта кисточка не нужна, так что я оставила ее себе, чтобы кошке шерсть причесывать. Я теперь часто грущу, потому что она уехала, и я не знаю, с кем еще я могла бы поговорить. Правда, Ивлин очень хорошо ко мне относится. Да и Стив тоже. Только они оба сразу хмурятся или глаза отводят, когда я начинаю рассказывать, каково мне было в доме у матери, или похваляться тем, какой я оказалась умной и ловкой, когда мать меня на улицу вышвырнула. Но теперь я совсем не хочу их убивать, хотя сперва, когда я еще только сюда попала, мне очень этого хотелось. Впрочем, я тогда всех готова была убить… А потом они принесли мне котенка, и это желание прошло. Теперь Силки – уже взрослая кошка, и я все ей сказать могу. Моя черная красавица тоже всегда очень внимательно меня слушала, когда я ей о своей прежней жизни рассказывала. А вот Стив не позволяет мне говорить об этом. Да и Ивлин тоже. Они оба считают, что я умею читать, а на самом деле читать я совсем не умею, ну, может, чуть-чуть – буквы там всякие различаю и некоторые слова. Ивлин пытается меня учить. Она называет это «домашним обучением». А я называю это «домашним занудством» и «домашним придуриванием». Все-таки мы – не настоящая семья; хорошая, но не настоящая. Ивлин, правда, вполне ничего, годится в качестве приемной матери, только лучше бы у меня была сестра вроде моей черной красавицы. Отца у меня нет, вернее, я не знаю, кто он, потому что он у моей матери в доме никогда не жил. А вот Стив все время дома, если, конечно, у него днем нет какой-нибудь работы. Моя черная красавица была очень милая, но с характером; такой же крепкий орешек, как я. Когда мы с ней возвращались домой – это после того, как я все ей рассказала о той жизни, что была у меня до Ивлин и Стива, – мимо нас проехал грузовик с большими мальчишками, и один из них заорал: «Эй, Рейн! А мать-то твоя кто?» Моя черная красавица даже не обернулась, а я высунула язык и еще кулак им показала. Одного из тех парней, Риджиса, я хорошо знала; он иногда с отцом к нам приходил; они то дрова приносили, то корзины с кукурузой. А за рулем сидел парень постарше, так он специально грузовик развернул и за нами следом поехал. И вдруг Риджис вытащил винтовку, такую же, как у Стива, и прямо в нас прицелился. Увидев это, моя черная красавица сразу же меня обняла и закрыла мне лицо своей рукой. А Риджис выстрелил и всю руку ей разнес мелкой дробью – с такой на птиц охотятся. Мы обе упали, и она закрыла меня своим телом. Но я еще успела увидеть, как Риджис испуганно присел в кузове, а грузовик взревел и умчался прочь. Только я ничего не могла для моей черной красавицы сделать, разве что помогла ей подняться и все время поддерживала ее израненную окровавленную руку, пока мы к дому шли. Она старалась идти как можно быстрее – насколько, конечно, ей больная нога позволяла. А потом Стив по одной вытаскивал крошечные дробинки у нее из кисти и предплечья и сердито приговаривал, что так этого не оставит и непременно как следует поговорит с папашей Риджиса. Когда он всю дробь вытащил, Ивлин тщательно промыла раны водой и залила йодом. Моя черная красавица морщилась от боли, но не ойкала и не плакала. А я смотрела на нее, и сердце стучало быстро-быстро, потому что никто для меня ничего подобного ни разу в жизни не сделал. Ну, то есть Ивлин и Стив, конечно, взяли меня к себе и все такое, но никто никогда не заслонял меня от опасности собственным телом. Никто меня от смерти не спасал. А вот моя черная красавица сделала это, ни секунды не раздумывая.

И вот теперь она уехала. Но кто знает, вдруг я когда-нибудь еще с ней увижусь?

Я очень по ней скучаю, по моей черной красавице.

Часть третья