Боже, храни мое дитя

И Рейн стала рассказывать. Ее изумрудные глаза то широко раскрывались и гневно сверкали, то щурились и темнели, превращаясь в оливковые щелочки, когда она описывала свою жизнь на улице и объясняла Брайд, какая памятливость, сообразительность и храбрость необходимы для такой жизни. Нужно уметь найти и запомнить такие общественные туалеты, куда пускают всех; научиться ловко избегать представителей органов опеки, полицейских, пьяных и наркоманов. Но самое главное – уметь найти для себя такое местечко, где можно ночевать в безопасности. На все это Рейн потребовалось немало времени. Она также постепенно научилась на глаз определять тех, кто может дать ребенку денег, и вовремя успевала догадаться, что некоторые из этих «добрых самаритян» могут от ребенка потребовать; она запоминала те кафе, рестораны и буфеты, где у черного входа можно встретить добрых и щедрых официантов или поваров. Кстати, одной из главных проблем было не только то, где найти еду, но и как сохранить ее на потом. Рейн сознательно ни с кем дружбы не водила – ни с молодыми, ни со старыми, ни с оседлыми, ни с бродягами. Ведь сдать ребенка властям может кто угодно. И кто угодно может сделать с ним что-то плохое. Лучше всех были проститутки, вечно торчавшие на перекрестке; они не только относились к Рейн по-доброму, но и предупреждали об опасностях своей профессии – о клиентах, которые уходят, не заплатив; о полицейских, которые занимаются с ними этим, а потом их же и арестовывают; о садистах, которые мучают их ради собственного удовольствия. Только Рейн-то напоминать об этом было вовсе не нужно; она и так прекрасно знала, какие гады встречаются среди мужчин. Однажды материн клиент, совсем жуткий старик, сделал ей так больно, что она громко вскрикнула, у нее сильно потекла кровь, и тогда ее мать влепила этому старикашке пощечину и заорала: «Убирайся вон!», а Рейн потом долго мыли с каким-то противным желтым порошком. Вообще, призналась Рейн, мужчины всегда ее пугали, от одного их вида девочку тошнило. А тогда, в дождь, она ждала, пристроившись на крыльце рядом со стоянкой грузовиков Армии Спасения, и очень наделась, что одна знакомая женщина, которая часто ездит на этих грузовиках, заметит ее и, может быть, подарит ей какое-нибудь пальто или ботинки. Эта женщина не раз совала Рейн какую-нибудь еду. И надо же было такому случиться, что мимо как раз проезжали Ивлин и Стив. Они ее заметили и остановились. Но стоило Стиву до нее дотронуться, как она сразу вспомнила тех мужчин, которые приходили к матери, и поняла, что надо поскорее бежать, прятаться. И убежала. А потому и пропустила тогда ту добрую женщину, которая ей еду давала.

Описывая бездомную жизнь, Рейн время от времени даже хихикать начинала, но с особым удовольствием рассказывала она о своих хитроумных выходках и удачных бегствах от опасности. Зато Брайд с трудом сдерживала слезы; она чувствовала, что уж если начнет их лить, то не остановится, только на этот раз будет оплакивать не свою горькую судьбу, а чужую. Слушая историю этой храброй малышки, которая и не думала зря тратить время на жалость к самой себе, Брайд испытывала к девочке какое-то невероятно родственное чувство, абсолютно свободное от зависти. Так иной раз дружат девочки в школе.

Рейн

Она ушла, моя черная красавица. Когда я впервые увидела ее, зажатую в автомобиле, то даже испугалась, такие у нее были глаза. Почти как у моей кошки Силки[26]. Но потом она мне понравилась.