Браслет с шармами

Слезы наполняют глаза, когда все частички боли и утраты, которые я настойчиво гнала прочь, возвращаются в сознание, и меня душат беззвучные рыдания. Слезы текут по лицу – нежеланные, непрошеные. Мне больно физически – господи, кажется, я не могу дышать, – и я хочу свернуться калачиком и исчезнуть. Думаю, именно такую боль в груди испытывают люди при сердечном приступе. Я подтягиваю колени к подбородку, обхватываю их руками и обнимаю себя, потому что больше некому – здесь никого нет. Нажав кнопку повтора, я слушаю песню снова и снова, позволяя музыке и словам выпустить мое горе.

На четвертом повторе на мое плечо в тонкой джинсовой куртке ложится рука. Я подпрыгиваю. Выдернув наушники, поднимаю взгляд и в тот же момент понимаю, что уже темнеет.

– Джейк? Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, неловко ощупывая руками распухшее лицо.

Присаживаясь рядом, он набрасывает мне на плечи клетчатый плед.

– Я знаю, – просто говорит он, глядя на море, которое погружается в сумерки. – А твой папа волновался, потому что не мог до тебя дозвониться. И волновался, что ты убежишь, как твоя мама. Извини, если это звучит бестактно. Это его слова, не мои. – Потом он добавляет тихо: – Я подумал, тебе не помешает компания.

– Я совсем не такая, как она, – отвечаю я напряженным голосом, кутаясь в плед. – Может, я раньше и пропадала время от времени на пару часов, когда была подростком, но только тогда, когда хотелось побыть одной или порисовать. – В тот же миг, как я произношу эти слова, мне становится стыдно. Я не говорю всей правды. Я вспоминаю ту ночь, на память о которой ношу свой шрам, жар, темноту и дым, наполнившие комнату. – Папе не о чем волноваться. И что ты знаешь?

– Что ты беременна, – отвечает он. – А еще – что ты не уверена, что с этим делать, но, возможно, ребенка не оставишь. Отец с тобой грубо обошелся, и ему жаль. – Он делает паузу и задумчиво смотрит на меня. – Ему искренне

жаль, Джонс.

Открыв рот, я на какое-то время лишаюсь речи. Папа рассказал ему? Но это личное. Потом я понимаю: учитывая, что папа – один из самых скрытных людей, которых я знаю, он наверняка вне себя от беспокойства, раз уж решился поделиться с Джейком. Я специально оставила телефон в машине, чтобы мне никто не звонил. Я не хочу никого видеть. Мне просто нужна была тишина. Теперь я чувствую себя виноватой, но очень скоро это чувство заглушает цунами эмоций, с которыми я сражаюсь. То, что Джейк сидит рядом и терпеливо ждет, не дает мне сосредоточиться.

– Я была беременна, – тихо говорю я, и мой голос ломается. – Но теперь уже нет.

Его глаза округляются – один зеленый, другой коричневый, – и я вижу в них сочувствие, которого не заслуживаю.

– Что случилось?

– Сегодня утром пошла кровь после ссоры с папой, – я говорю отрывисто, дежурно перечисляя факты, чтобы вынести это. Такими вещами я никогда не стала бы делиться с парнем, но по какой-то причине мне комфортно рассказывать это Джейку. – Она шла все сильнее, стало хуже. Потом у меня начались судороги, и я пошла в больницу. Провела полдня там. Это одна из причин, почему я не отвечала на телефон. А потом в больнице мне сказали, что у меня был выкидыш… – я запинаюсь. – Мне ни с кем не хотелось разговаривать.

– Господи, Джонс. Ты прошла через это в одиночку?

– Не надо. Не надо жалеть меня, сочувствовать. Я н-не могу, – я плачу. – Я не хотела этого ребенка. Или, может быть, не думала, что хочу. Не будем об этом говорить, ладно?

Он легко кивает, переводя взгляд на арку перед нами. Солнце садится и светит через нее как через замочную скважину.

Прежде чем я успеваю это осознать – и, возможно, потому, что он не смотрит на меня, – я выпаливаю:

– Ты, должно быть, думаешь, что я ужасный человек, потому что не хотела ребенка, – у меня перехватывает дыхание, но я продолжаю, – или, по крайней мере, не уверена, что хотела. А теперь его нет, у него даже шанса не было, потому что я не справилась. Я не смогла сделать единственную вещь, для которой созданы женщины. Я не уберегла его, – я всхлипываю, – может, потому что не хотела. – Его рука находит мою, но он ничего не отвечает, и я продолжаю говорить. Говорить, потому что не могу остановиться. – Это нечестно. Я… Я не знала, я не хотела ему навредить; я не знала, чего хочу. – Меня душат соленые слезы, заливаясь в рот. – А теперь его нет, и я чувствую пустоту. Живот болит, и меня по-прежнему тошнит, и я просто хочу, чтобы все прошло. Хочу, чтобы это осталось позади, но не могу думать ни о чем другом! Все в жутком хаосе, а в последний раз, когда я тебя видела, я отвратительно себя вела; а теперь ты сидишь здесь, такой добрый. И я этого не заслуживаю. Я не могу больше!

Набрав пригоршню камней, я швыряю их, чуть не попадая в чайку, наблюдающую за нами с коряги. Это зрелище доводит меня до истерики, и я разражаюсь слезами. Джейк кладет руку мне на спину, позволяя поплакать. После нескольких минут мой плач утихает, шум волн успокаивает меня.