Читаем Брат, найди брата полностью

И что бы ты подумал? Постоял наш Борис Кузьмич еще немножко, постоял, вроде какую необходимую выдержку сделал, чтобы достоинство, значит, не потерять, а потом двинулся к управляющему, а в конце даже и шажку прибавил, и подбежал вроде… Есть, брат, что-то такое в природе, есть!

Стал рядышком, а когда Елизаров ладошку ему на холку положил, подогнул вдруг копытки свои, лег спокойно, как ручной, морду аккуратно вытянул на краю брезента.

А Елизаров попросил всех налить, правой приподнял стакан, а левую все так и не убирал с холки Бориса, выходит, Кузьмича. «Ну что ж! — говорит. — Все знаем, что чай можно пить с сахарком вприглядку. А у нас с вами нынче вприглядку другое — шашлыки!»

Помолчал-помолчал и уже другим тоном, так, словно и себя спрашивал, и с нами как будто советовался, спросил: «А может, это и ничего, а?..» И посветлел лицом и сказал: «За всех за вас, хлопцы!..»

Ну вот. Такие, значит, наши дела.

Остался он у нас жить. Борис-то Кузьмич. И когда выезжали через год, а то и больше, на следующий такой же пикничок, уже и ножика с собою не брали, а зачем?

Выпустим из машины, и гуляй себе вокруг, пощипывай травку. А то к скатерти нашей, к самобранке подойдет, то возле одного тебя полежит, с ладошки слизнет хлебушка с солью, то потом под бочок к другому перейдет, пока не позовет кто следующий… Это уж как обычай стал, знаешь: шашлыки-то наши вприглядку. Когда бы потом на природу ни выезжали, всегда его с собой брали.

А в управлении ему отдельный сарайчик сообразили, стайку, значит, чтобы от выхлопов в гараже не задыхался, правда, бывал-то он там довольно редко, только вот разве перед выездом на природу или сразу после него, а так жил на базе отдыха, как раз успели построить — от него и пошло, между прочим, наше подсобное хозяйство, за которое нас теперь по головке гладят и не нагладятся… Ну, да оно ведь всегда так: потом-то уж и руку пожмут, глядишь, и спасибо скажут, но почему, ты мне ответь, перед этим-то душу вымотать надо?.. Почему понять даже не пытаемся?!

Тут стоп. Однако точка.

Я ведь тебе обещал веселую историю, а?

Пусть пока такая и остается.

Персональная коечка

— Сколько уже прошло, а до сих пор, ты поверишь, мучаюсь, до сих пор казню себя, до сих пор решить не могу: хорошо, брат, это или плохо, что всю эту историю знаю я, как говорится, из первых рук… да какое там!.. Выходит, что я и сам в ней участвовал. И с самого, ты понимаешь, начала.

Потому душа и болит.

Может, если не знал бы, как оно все произошло, было бы мне полегче да поспокойней?.. Или чего уж там, какой там еще легкости и откуда ее ждать, какого тебе спокойствия…

Давно не мальчик.

Уж лучше, какая ни на есть, а правда, как говорится, и только правда…

Позвал меня к себе Елизаров.

Прислал машину, шофер его Костя находит меня и говорит: если, мол, время есть, Павел Степаныч приехать просит.

А это у него, надо сказать, закон был: если знает, что работы у тебя не то что под завязку, а и еще больше… Если знает, что всех святых со всеми угодниками давно уже не теми, какими надо бы, поминаешь словами, — зовет к себе…

Вот я тут тебе: мол, е с л и.

А он  в с е г д а  знал.

Приедешь, накажет Ниночке никого не принимать и не соединять ни с кем, пусть это хоть сам господь бог, и, пока ты ему про жизнь свою замотанную толкуешь, сотворит он свою особую заварочку — на листах черной смородины, засушенных вместе с ягодой, да на пчелиной травке, на мелиссе…

Нальет тебе чашечку, спросит: «Хорошо?..» Кивнешь ему, а он: «Ну вот… А ты говоришь!» Сядет со своею чашкою рядом, или просто помолчит, или что-нибудь такое шутливое скажет: мол, надо, Федя!.. На кого ж нам тогда надеяться, если не на тебя?

И ты потом, когда из кабинета выходишь, невольно стараешься и бочком в дверь шагнуть, и при этом пригнуться — а то ведь, чего доброго, косяк или притолоку разнесешь, если нечаянно заденешь: такой ты стал большой и такой сильный.

В тот раз только подсел он ко мне, только успели мы по глоточку сделать, входит Ниночка, вся виноватая: так, мол, Пал Степаныч, и так, не хотела мешать, но в приемной сидит главный врач поселковой больницы. Просит сказать ему, через сколько освободитесь, чтобы он рассчитывал, значит, — обождать или на обратном пути заехать? Надо ему с вами непременно увидеться: у Павла Степаныча, говорит, перед медиками старый должок.

Он как-то так грустно улыбнулся, Елизаров. «Что правда, то правда, — говорит. — Должок есть!»

И ко мне: не обижусь, если, мол, медицину примет вне очереди?

Я плечами пожал, мол, какие дела, если медицина, и Ниночка наша выпорхнула и впустила врача.

Елизаров усадил его напротив меня за длинным этим столом, поставил и перед ним свой чаек: чем, спрашивает, могу?..

Тот объясняет, что несколько месяцев назад на стройке принимали решение помочь больнице, всю работу, какую надо сделать, разбросали по-братски между трестами, но никто, конечно, и пальцем о палец не ударил. Как, мол, была больница золушкой, так и осталась, вот и приходится теперь обращаться к монтажникам: выручайте, братцы!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза