Брат, найди брата

В общем, как водится в крепких семьях, стали мы после этой размолвки еще дружней — до очередной, разумеется, мелкой ссоры, после которой и еще лучше зажили — теперь до следующей… С е л я в и! — как все понимающий Проничкин говорит. Только сам почему-то никак не женится…

После мне Надя потихоньку рассказала, что перед нашей ссорой, оказывается, всем своим отделом — а там у них женский монастырь — штудировали они очередную ученую книжку, в которой, значит, и вычитали: все, мол, какие только бывают у слабого пола недуги, происходят от недостатка нашего мужского внимания…

У самой у нее в последнее время голова побаливала, у второй да у третьей нашлись еще какие болячки, а тут, как ты понимаешь, такое средство! Долой уколы, горчичники, таблетки с каплями — на него переходим. Кто против?.. Против — нет. Принято единогласно.

И они себе по этой, значит, ученой книжке чуть ли не индивидуальные графики составили: теперь заживем!..

Да только разве устоит, ты меня извини, такой хрупкий график перед другим: перед графиком, предположим, сварочных и монтажных работ на стане «четыреста пятьдесят»?.. Или перед графиком сдачи актов готовности узлов на сталепроволочном?.. Такие дела, брат!

То у него аврал, потому что кислорода месяц не выдавали, а теперь вдруг навалом завезли и приходится наверстывать; то надо выйти в третью смену, чтобы никому из соседей своих не помешать, из смежников; то остаться ночью, чтобы они тебе кровь не портили, под ногами, когда ты варишь, не путались…

А потом, конечно, с устатку, сам бог, как говорится, велел, и хоть дома-то он будет хорохориться, и выступать, значит, с предложениями по этому ее графику, и встречный план даже предлагать — ничего ему не обломится, в порядке наказания спать жена отдельно положит, вот оно, выходит, и все.

Не потому ли, я тебя спрашиваю, и пошли в последнее время все эти трамвайные разговоры, что настоящего, мол, мужика нынче и днем с огнем не найдешь, откуда?.. Слышал же, поди, эту байку — нынешние, мол, жены со своими мужьями только «на вы»: вы-гоню, вы-кину, вы-швырну, вы-брошу…

Может, тебе смешно?

А мне — нет.

Мало сказать, что горько. Поверишь — стыдно.

Но самое, брат, обидное, что это — правда…

Вот какие мне мысли лезли в голову, пока выглядывал я девчат из этого самого табуна, который до меня около знаменитого артиста пасся.

Каждый день, даже если я ходил на концерт или ездил в Ригу орган послушать в старом соборе, поджидал меня на моей веранде старичок из регистратуры, и вечер мы всегда заканчивали бутылочкой коньяка и душевной беседою на тему «мужчина и женщина» — во всех ее, как ты видишь, многочисленных аспектах.

А скоро пришла пора мне уезжать…

Один обошел я вечерком берег синего моря, попрощался с белыми парусами вдалеке, с розовыми от заката чайками над головой, с коричневатым песочком, по которому катились желтые, уже покоробленные листья; в последний раз поглядел на облизанные ветрами серые дюны, на теплые огоньки в темных холодных соснах… В последний раз мы потом со старичком посидели…

Утром, когда уже надо было спешить на электричку, сделалось мне отчего-то так грустно, и я никак не мог понять — отчего?..

Может, оттого, выходит, что я постарел, что молодость и в самом деле уже слишком далеко позади. Может быть, кроме прочего, стало чуть-чуть обидно, что табун мой так и не появился — решили, не тот, как говорится, товар… Куда мне с артистами тягаться!.. Вот и обошли, вот и промчались стороной. Или только увидали — сразу учуяли, что не такой я, какой им нужен, боец… они ведь это за версту чуют: в хорошей ли ты спортивной форме да в полной ли готовности — или, как я, значит, весь в сомнениях да глубоких раздумьях?..

Странное было состояние!

И жалел, что пролетевший месяц провел тут один, без своей Нади, и уже готовился мысленно к встрече с нею, а вместе щемило и другое: так и не подвернулось случая проверить все свои размышления и об этом самом табуне, и о себе самом, и еще о многом, о многом… С одной стороны, вроде бы ничего такого не произошло, уезжать бы я должен с легким сердцем, а с другой — было такое чувство, что я ей все-таки изменил: вон сколько времени провел за разговорами о женщинах да со всякими разными мыслями о них.

«Прелюбодействовал в сердце своем?..»

Как сказал бы Проничкин — не только мастер ювелирной сварки, но и знаток Священного писания.

Но я ведь и «в сердце своем» не прелюбодействовал, а вроде бы даже укрепился…

Только вот не покидало меня странное ощущение обмана.

Присел я перед дорожкой на веранде, в последний раз глянул на море. Взял потом чемодан и пошел по дорожке между соснами.

Где-то уже почти перед главным корпусом спохватился вдруг: забыл кепку!

Оставил чемодан прямо на дорожке и скорым шагом вернулся.

Дверь в мою комнату была открыта, оттуда слышались голоса… Видно, уже новый жилец в ней располагался…

Мне бы кашлянуть или, может, стул передвинуть, как-то, в общем, о себе объявить, но вот я уже стоял с кепкой в руках, а в комнатке ничего не замечали, там шел громкий разговор.