Брат, найди брата

— Меня возьмешь?

— Никуда не пойдешь, Максим! — кричит Веденина.

— Собирайся! — приказывает дед. — Ты мне нужен! Вместе пойдем!..

И вот уже к общей суете присоединились Райх, высокий худой старик, и симпатичная медсестра в белом халате — судя по всему, они были рядом: где-то в соседней комнате или, может, в соседнем коттедже, и вот Веденин уже одет, уже стоит, опираясь на трость, шагнул за порог… Зоя затягивает шарф на шее у Максима, подталкивает его к деду.

— Может, и мне с вами? — умоляет сломленная бунтом мужа Эмма Борисовна. — Коленька, может, и мне?

— Не-ет! — говорит он безжалостно. — Своя компания.

Под большим черным зонтом, который несет Райх, медленно идут они по аллее среди мокрых, с редкими фонарями деревьев. Старый врач поддерживает под руку Веденина. Веденин сжимает руку мальчика.

Мальчик снизу пытается заглянуть деду в глаза:

— Зачем я тебе нужен, деда?!

— Ты мне внук! — говорит Веденин, словно сообщает тайну.

Мальчик отзывается радостно:

— А-а! — и дергает деда за руку. — Позвать ее?

— Позови!

Мальчик умело свистит в два пальца, и где-то вдалеке слышится в ответ лошадиное ржание.

— А вдруг ворота закрыты? — сомневается Райх.

— Она перепрыгнет! — уверенно говорит Максим.

Среди деревьев появляется лошадь, красивой рысью несется по аллее, с тихим, явно благодарным ржанием делает возле них один и другой круг, пристраивается позади Максима, тянется губами к карману пальто, в котором уже шарит мальчик.

Веденин вдруг вдохновляется:

— Вот, Виктор Карлович!.. Во-от!.. — и показывает на лошадь. — Почему я без длинных разговоров отдал за нее две свои зарплаты? Скажи — почему?! Мы с Максимом договорились в цирк, но я опоздал, наши места уже заняли, а нас тогда провели в первый ряд, оттуда совсем близко… И тут я увидал, какая у нее в глазах была тоска, когда она кланялась… Ей кланяться надоело, понимаешь?! Потому что ее дело — воз тащить! Жеребят поить молоком! Пахать!.. А она всю жизнь только кланялась, кланялась!..

Лошадь, которой Максим уже успел сунуть сухарик, заученно выставляет переднюю ногу, опускает над ней шею с вытянутой вперед головой, и заметивший это Веденин кричит ей с укором:

— Перестань!..

— Но тут уже свои отношения, — миролюбиво говорит Райх.

— Но мы, Райх!.. Мы! — торопится Веденин. — Которые никому не кланялись, а всю жизнь только работали! Имеем мы право дожить свои дни по-человечески?

— Логика, логика где? — спрашивает Райх.

— С твоей немецкой логикой! — отмахивается Веденин. — У меня своя логика. Попроще. Ты только скажи: сколько мне еще даешь? Сколько?! А, Райх?!

— Я не господь бог!

— Но ты его наместник на земле!

— На заводе, вы хотите сказать?

Они стоят у верхнего края сопки, отсюда даже сквозь серую густую пелену дождя хорошо видать неутомимо помаргивающее вдалеке над заводом мощное зарево.

— На  н а ш е м  заводе, Райх, — говорит Веденин. — Которому полжизни отдали и ты, и я!..

— Смотря как будете вести себя! — задумчиво говорит Райх. — Если как сегодня…

— Только так, да!

— Вы сделали выбор?

— Я его сделал еще полсотни лет назад, Райх!

— Но древние говорили, что каждый человек отличается от другого и с каждым прожитым днем отличается от себя самого.

— И пусть они отличаются! — словно радуется чему-то Веденин. — Пусть!

— Это вы о ком?

— А о тех, кто у нас давно уже отличается!.. Сами от себя. Слишком многие! Ты не считаешь, Райх?.. А мне важно остаться, каким был… дашь мне еще полгода, Райх?!

Райх молчит.

— Врешь! — убежденно говорит Веденин. — Это все докторские штучки… чтобы наш брат берегся. А мне плевать… только ты мне все же помоги, Райх! По старой дружбе.

Опираясь на руку доктора, упрямо идет к крайнему корпусу, поднимается по ступенькам, открывает дверь в комнату, где находится коммутатор. Молодая телефонистка невольно привстает у пульта.

— Отключила меня, дочка?!

— Я ведь не сама… так сказали.

— С секретарем моим соедини. Быстренько!

Она тут же протягивает ему трубку, и он приваливается плечом к боковой стенке пульта:

— Нина Павловна!.. Извини, что покоя не даю… Ступину скажи, чтобы завтра в двенадцать — у меня. Хоть камни с неба, да… Один. Один, да. Спокойной ночи тебе!.. Спокойной, Нина…

В уютной комнате, где тем заметнее следы одиночества, красивая, лет сорока женщина отнимает трубку от уха, садится с нею в удобное креслице, смотрит на себя в зеркало, и радость на лице ее постепенно сменяется горечью…

Кабинет начальника доменного цеха Алексея Степановича Ступина. Мощный завод за окнами.

В кабинете продолжается совещание, но Ступин, глянув на часы, решительно встает из-за стола.

— Все! Остальное — без меня! — идя к двери, говорит на ходу. — Иначе мне не успеть! Людмила Ивановна! — обращается он в приемной к молоденькой секретарше. — Часа два-три тут покомандуйте.

— Где будете вы?

— Два-три часа! — со значением повторяет Ступин.

— Но я ваш секретарь, и я просто обязана…

— Меня Веденин ждет, — негромко говорит Ступин. — Но я просил бы…

Дверь его кабинета раскрывается:

— Последний вопрос, Алексей Степаныч! Последний!

— Я уже уехал! Все! — И Ступин выбегает из приемной.

Внизу он рывком открывает дверцу «Волги».

— В дом отдыха!..