Бремя имени

Боря рвался в Ташкент и тем же вечером укатил на поезде, шедшем в Новосибирск. Лиля сидела на чемоданах. Полными тоски глазами она глядела вслед уходившему мальчику. Босой, он стоял на подножке вагона, держась за поручень. Вагон медленно поплыл, и Боря, подняв руку, крикнул: «Пока, Лиля, до свиданья!»

«До свиданья!» Состоится ли оно? Время играет судьбами, тасуя их по своему капризу. Пройдут годы, и настанут другие вечера, и появятся другие дети. И только звезды, все такие же холодные, будут по-прежнему светиться золотым блеском.

1946

Баба Гита

з вагона, волоча узлы и чемоданы, вышли баба Нехама и десятилетний внук Изя. Наконец-то они после долгой разлуки с домом ступили на землю родного городка. Их никто не встретил, потому что встречать было некому, да и негде — от вокзала остались одни развалины. Зато было много солнца и много света в это теплое июньское утро. На пепелище бывшего вокзала чудом уцелел всего один барак. В нем была комната для пассажиров, но женщины туда не пошли, а, побросав вещи у забора, уселись на чемоданы. Теперь можно было и дух перевести — приехали!

Мальчик Изя этого не чувствовал, он потерянно слонялся в этом незнакомом пространстве, где все казалось ему чужим. Довоенное его детство оставило в памяти подростка слабые, расплывчатые воспоминания. А последние три месяца и вовсе заслонили даже самые яркие картины детства. В колхозе под Алма-Атой, где они тогда жили, мальчишки были предоставлены самим себе, вели вольную жизнь и, как молодые жеребцы, целыми днями носились по степи, оглашая степную ширь радостными воплями!.. Вот эта была жизнь, тем более, что к учебе у мальчика душа не лежала. Бабушке же Гите это возвращение в прежнюю жизнь давалось трудно и мучительно — вот они, ее родные, любимые места, по которым она так долго тосковала. Здесь, на этой благословенной земле она родилась, здесь прошли ее юные годы, здесь она вышла замуж, родила детей… А потом грянула война и все перевернула, и прежняя жизнь пошла прахом, словно ее и не было!.. Но теперь они, слава Богу, дома, И вроде бы кончились их мытарства на чужбине, а все тяжелое осталось позади…

В самом деле, стоит чудесное утро, голубеет здешнее небо, блестит и благоухает цветущий мир, кричат птицы… Невыразимо нежное и радостное чувство переполняло женщину. Она сидела, положив тяжелые руки на колени. «Приехали!» — сказали друг другу глаза матери и дочери, и у обеих ком застрял в горле. А Изик сердился — ну что же это за две чудачки такие, прилепились к месту и не сдвинутся! «Пойдем! Пойдем же!» — чуть ли не плача, тянул он мать и бабку. Но женщины и впрямь не торопились, словно что-то мешало им подняться и сделать первый шаг к прошлой жизни…

Оставшиеся в живых евреи потихонечку съезжались в родной городок, хотя оказалось их столько, что можно было на пальцах пересчитать. Зато было много руин и много холмов, поднявшихся над братскими могилами. От дома бабы Гиты тоже остались одни развалины, однако, спасибо соседям, благодаря им удалось спасти и сохранить что-то из мебели и вещей… А жизнь, кряхтя и прихрамывая, продолжалась, земля рождала новые побеги, и они наливались свежими силами, жадно впитывая свет и тепло.

Но было в жизни обитателей городка нечто зловещее, то, что незримо, но постоянно висело в самом воздухе.

В конце города, за больницей, был овраг, где остались лежать старики, женщины и дети, а было их около ста человек, убитых немцами два года тому назад. Баба Гита почти всех их знала в лицо. Соседи и родственники, близкие знакомые и не очень, встреченные, может быть, пару раз, — все это были евреи ее разгромленного и замученного городка… И отныне ей, как и другим вернувшимся на пепелище, придется заново начинать здесь свою жизнь…

Они устроились неподалеку от своего сгоревшего дома, поселившись вместе с семьей Хазановичей. Это была немолодая пара, потерявшая в начале войны сына и дочь.

Нехама вскоре пошла работать в продуктовый магазин, поставлявший продовольствие в местную столовую. Постепенно у нее появился круг постоянных покупателей, она начала прирабатывать, и в доме даже появился достаток. Стояло позднее лето, на рынке было много всякой всячины, и картошки, и свежих овощей. А потом настали холода, подули ветры, зарядили дожди. Хазанович ходил на службу, Нехама работала, Изик бегал в школу. «Ну, слава Богу!» — с облегчением думала баба Гита. А пока суд да дело, в надеждах и суетливых хлопотах пришла и кончилась зима.

В первые же дни войны, когда не помнившие себя от свалившейся на них беды люди метались в панике, пропала младшая дочь Хазановичей, шестнадцатилетняя Аня.