Бремя имени

— Господи, не оставь нас, верни нам девочку! — ежедневно, ежечасно твердила про себя Ципа, ее мать. И воистину, чудны дела твои, Господи! Молитва эта, каждый день стучавшаяся в небесные врата, была услышана, — в одно прекрасное утро Аня вернулась в родной городок. Вернулась живая-невредимая, одетая в военную форму, с молодым красивым офицером… Слава Богу, с девочкой ничего дурного не приключилось. Добрые люди, к которым она попала, устроили ее медсестрой в госпиталь. Здесь она и встретилась с лейтенантом из Гомеля, Исайкой, за которого и вышла вскоре замуж. И вот он приехал с Аней, получив длительный отпуск после ранения.

Лейтенант был всем хорош — и добрый, и ласковый, и на все руки мастер, но с причудами. Взял вдруг себе в голову устроить настоящую еврейскую свадьбу, по всем правилам, как это делали в старину деды и бабки. Все удивлялись — зачем, для чего? Вытаскивать из старого сундука давным-давно забытый обряд!.. Все это казалось таким непонятным! Как его ни пытались урезонить да отговорить, все напрасно! И тогда кое-кто начал соображать — откуда же этот ветер подул? А подул он из гитлеровских печей, потому что именно эти печи заставили евреев вспомнить не только про свадебный обряд, но и про многое другое, давно уже перезабытое!..

Между тем не так-то просто оказалось устроить еврейскую свадьбу! Во-первых, самих-то евреев в городе, как мы уже сказали, осталось днем с огнем поискать, а во-вторых, вряд ли хоть один из них мог что-то об этом знать! И тогда баба Гита, недолго думая, отправилась к Элиау Кацу. И случилось так, что евреи, не сговариваясь, признали ее как бы матерью городка, хранительницей оставшихся единоверцев!

Вы будете смеяться, дорогой читатель, но дело в том, что этот самый Кац был всю жизнь не бог весть какой религиозный! Обычный продавец, он ходил в синагогу все больше по привычке. Но увы, чего только не бывает в человеческой жизни! Представьте себе, что именно он и оказался тем единственным, кто был хоть немного знаком с еврейскими обрядами. Итак, возраст, борода и верность религиозным традициям сделали отныне реба Элиау большим авторитетом среди евреев городка. Свадьба удалась на славу, и свет и радость вошли в дом Хазановичей. Молодая пара была так хороша, так светла, что одним своим видом как бы говорила: «Родные, не бойтесь, не все потеряно!»

Несколько недель пролетели незаметно. И вот пришла зима, выпал снежок, и во дворах глянцевито забелели похожие на атласные ленты скрипящие утоптанные дорожки, а мороз кусал нос и щеки. Война все еще громыхала на западе. Вечерами, когда люди плотно затворяли окна и зажигали керосиновые лампы, маленькая квартирка Хазановичей превращалась в теплый уютный мирок. Исайка сразу же по приезде починил радио, и они все вместе, как одна большая семья, каждый вечер садились слушать Левитана…

Исайке уже оставалось совсем немного отпускных дней, и вскоре он должен был вернуться в свою часть. Казалось бы, молодой человек совсем недолго пробыл в новой семье, но в нем было столько неподдельной искренности и обаяния, что не осталось, пожалуй, никого, кто бы всей душой не расположился к нему. Но настал день, и он уехал, оставив беременную жену. Ибо кому, как не женщине, велено выполнять свой долг, чтобы народ ее продолжал жить! Враг убивает, топор рубит, ломает кости наших братьев, но встает Бог животворящий, и жизнь начинается заново…

Итак, бабушка Гита стала для евреев главным авторитетным лицом в городке. Отныне на ее плечи легла тяжелая забота — по-людски упокоить останки несчастных, что лежали в овраге. По этому поводу баба Гита устроила «еврейское» совещание. И они пришли к ней, все как один, — мужчины, женщины и дети, все четырнадцать человек, все еврейское население городка. Гита обвела их глазами и приступила к делу. А дело-то было непростое. Чтобы похоронить останки, надо было получить разрешение городских властей, и не только получить разрешение, но и достать денег. Так сколько же было убитых? Стали подсчитывать, перечислять да вспоминать всех живших до войны евреев. Хазанович, водрузив на нос очки, составлял список. Но это оказалось не так просто, — вот уже полились первые слезы, заплакала Лея Берман, у которой убили отца, мать и обеих сестер… Заплакали другие… После каждого имени причитали горестно и протяжно. Притихли испуганные дети, казалось, комнату накрыли черные крылья…

В списке оказалось девяносто шесть человек. Но были еще и беженцы, попавшие в ту бойню вместе с местными. И получилось больше ста человек. Где же было взять такое похоронное бюро, чтобы оно определило эту сотню мертвецов на место вечного своего упокоения? Посовещавшись, собравшиеся решили составить лист пожертвований. Первой положила свои двести рублей баба Гита, за ней поспешили дать деньги и остальные. Но что они могли собрать, эти четырнадцать человек! Тогда им пришла в голову хорошая мысль — обратиться за помощью к тем выходцам из городка, которые ныне жили в других местах. И Хазанович составил новый лист с адресами тех, чьи родственники были убиты в этом городке.