Бремя имени

Не успели люди разойтись, как баба Гита, накинув на голову новый платок, отправилась с визитом к главе Городского совета. Вскоре она сделалась частой посетительницей этого учреждения. Но, увы, не всё зависело от местных властей, и они послали в столицу запрос. Прошло немногим более месяца, и в конце февраля, когда в воздухе запахло весной, пришло долгожданное разрешение. А вскоре и Анечка благополучно разрешилась мальчиком, как две капли воды похожим на своего отца.

Между тем к бабе Гите хлынул целый поток денежных отправлений. Ну да, впрочем, посылать деньги куда легче, чем ставить свою подпись!.. Удивительно, что ни одно обращение «четырнадцати» не осталось без ответа. Откуда только ни присылали деньги, из каких только республик, ближних и отдаленных областей ни откликались люди!.. Нет, они не забыли свой городок, бывший когда-то для них родным, еще живы были его прелестные тесные улочки в душах тех, кто когда-то по ним ходил!..

И вот настал этот час, которого так ждали и страшились местные евреи. Стоял ничем не примечательный мартовский день, когда маленькая группа евреев собралась в овраге за больницей. Теперь их было уже пятнадцать человек, пришедших похоронить своих близких, — пятнадцатым был недавно родившийся внук Хазановичей. Легкий ветерок беспечно гонял по небу пушистые облака, то заслонявшие, то открывавшие весеннее солнце и начавшую было густеть синеву неба. Тянулись кверху первые зеленые побеги.

А в овраге закипела работа. Лопаты с лязгом ударились о затвердевшую землю, и первые ее комья с жутковато-шипящим свистом полетели в воздух. Оказывается, мертвые были накрыты тонким слоем земли, и вскоре открылись сваленные вповалку тела. Они были сильно обезображены, жутко было глядеть на пустые глазницы и черепа с застывшими в усмешке зубами. Откуда он брался, этот насмешливый оскал, за последней чертой жизни?.. Глаза Изи были широко раскрыты от ужаса — до мальчика уже дошел смысл случившегося. Застывшие от горя люди завыли. Многие узнавали своих близких.

Сложив на груди руки, Гита склонилась над телами и заголосила, раскачиваясь всем телом: «Почему, почему Ты оставил нас, невинных?.. Вот, взгляни, мы все стоим перед Тобой, одинокие, осиротевшие!..»

Стало совсем тихо, будто весна замерла, и потускнела прелесть пробудившейся природы. Горсточка оставшихся в живых евреев оплакивала останки своих родных.

— Дорогие души, — раскачиваясь, нараспев говорила Гита, — придите к Богу и просите милости для оставшихся в живых. Дай нам Бог сил все выдержать, чтобы жить дальше!..

Такой кадиш произнесла еврейская женщина Гита над своими расстрелянными соплеменниками.

На том и закончился этот печальный сход евреев в небольшом украинском городке в марте сорок пятого года. Мертвых перевезли на кладбище, и новый холм появился над братской могилой. Главное было сделано, теперь можно было подумать и о памятнике.

Стояли предпасхальные дни. В былые времена, еще совсем недавно, в это время в городке обычно царила суета, евреи оживленно и радостно готовились к пасхальному вечеру… Бог ты мой! Когда ж это было?!. А сегодня к Гите пришли три женщины, засучили рукава, замесили тесто — вот она и готова, маца, вот и весь праздник!

Вскоре закончилась война, и в городке прибавилось еще несколько еврейских лиц. Но были и такие, которые уезжали. Например, Элиау Кац уехал к дочери в Ленинград. Теперь уже не осталось совсем никого, кто бы знал еврейские обычаи. Так что пришлось бабе Гите взять на себя все обязанности и стать главной еврейкой в городке. Но человек слаб, а мир велик, дел много, и надо поспевать жить! Вот и принялись некоторые из наших, словно гои, откармливать свининку да подавать ее на стол. Поглядела на все на это баба Гита — глаза бы не смотрели — и грустно и горько ей стало, ибо испугалась она: видно, отвернулся Бог от своего народа!..

А пока суд да дело, малыш Анькин рос да креп. Исайка же слал грустные письма жене — крепко он тосковал по своей семье. Вскоре и с памятником дело уладилось — хвала бабе Гите, усилия ее увенчались успехом. На могиле поставили высокий гранитный столб с надписью на русском и на идиш…

И снова пришло лето, в которое бабе Гите перевалило за шестьдесят пять. А пока что она продолжала жить с дочерью Нехамой и внуком Изей одной семьей с Хазановичами…

В один прекрасный день нагрянул Исайка, и в доме Хазановичей сразу повеселело. У Исайки работа кипела в руках — чего только он ни умел делать! Все, к чему бы он ни прикасался, тотчас же, словно по волшебству, преображалось. Он умел и плотничать, и слесарничать! Поверите ли, не успел он стряхнуть дорожную пыль, как тут же исправил и починил в доме все, что давно пришло в негодность. Даже на крышу полез, и она, худая да хилая, стала как новенькая. Ну, а сыну своему, Яшеньке, Исайка соорудил такую кроватку, какой ни у кого в городке да и вокруг него никогда не было. Так в трудах и заботах пролетело время.