Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Германские войска после мощной артиллерийской подготовки форсировали Западную Двину в 30 км выше Риги и переправились на ее правый берег, чем сразу создали угрозу окружения русских войск на левобережном плацдарме непосредственно перед Ригой. 21 августа Рига была сдана, причем отступление дезорганизованных русских войск удалось остановить лишь в 60—80 км севернее и восточнее Риги. Это был крупный тактический, а еще больше моральный успех Германии.

Левые обвиняли военное командование в том, что оно умышленно, зная о предстоящем германском наступлении, не приняло необходимых мер для его отражения. Правые отвечали ставшим уже традиционным обвинением левым в развале воинской дисциплины. Справедливости ради нужно отметить, что национальные латышские части, в которых было особенно сильно влияние большевиков, довольно стойко дрались в те дни против немцев. Но и обвинения левых остались в тот момент бездоказательными.

Однако несомненно, что оставление Риги было воспринято многими в буржуазных кругах России как поражение не самой России, а ее разложенной революцией армии, а следовательно — как их политическая победа над революцией. Слова, приписывавшиеся Корнилову, явно отражали широко распространенные настроения в элитных слоях общества. В обстановке уже тлевшей Гражданской войны принцип «чем хуже — тем лучше» становился императивом для обеих сторон. Про сдачу же Риги необходимо сказать, что она объективно сыграла на руку именно сторонникам жестких мер.

Корниловский путч и его ближайшие последствия

Белоэмигрантская литература обвинила Керенского в предательском поведении по отношению к Корнилову в августовские дни 1917 г. Керенский якобы вначале лишь притворялся, что хочет уступить требованиям Корнилова, а потом внезапно спровоцировал того на открытое выступление. При этом неизменно подчеркивалось, что поражение Корнилова открыло большевикам дорогу к захвату власти. Последнее утверждение довольно близко к истине (хотя, как увидим, дело обстояло несколько сложнее). Но виноват ли Керенский в том, что открытая попытка установить диктатуру в интересах крупной российской и западной буржуазии потерпела в то время неудачу?

Весьма ненадежное занятие — устанавливать личные мотивы поступков политического деятеля. Поэтому не будем рассматривать предположения, что определяющим мотивом действий Керенского являлось стремление сохранить власть для самого себя. Тем более что оно видится совершенно неверным. Напротив, слишком многое свидетельствует за то, что властью лично для себя, сколь бы ни уверяли в обратном его противники, Керенский не сильно дорожил. Неоднократно во время политических кризисов он заявлял, что уходит в отставку с поста министра-председателя. И всякий раз его упрашивали остаться. Очевидно, потому, что неспроста считали: Керенский лучше других сможет выполнить свою роль «главноуговаривающего» (одно из его прозвищ) в отношении антагонистично настроенных друг к другу классов российского общества. А уже потом те, кто его упросили, создали легенду о якобы непомерном честолюбии и властолюбии Керенского.

Проанализируем мотивы Керенского с точки зрения интересов всего класса российской буржуазии, как он мог их понимать. Несомненно, Керенский видел всю опасность немедленной реализации программы правых либералов. Он видел, что она вызовет ожесточенное сопротивление политически организовавшихся за эти месяцы низов населения, а может быть — и гражданскую войну. Вместе с тем он разделял цели элиты и понимал, что без Гражданской войны в том или ином виде эти цели недостижимы. Но в тот период — летом 1917 г. — он видел еще и то, чего не желали видеть многие другие представители элиты. А именно — что при существующей расстановке сил она не станет победителем в Гражданской войне. Для начала последней необходим был более благоприятный момент.

Не исключено, что после провала июньского наступления Керенский вообще связывал спасение власти российских имущих классов не с внутренней ситуацией, а исключительно с внешней. Осторожные меры но укреплению порядка он мог считать достаточными для того, чтобы дотянуть до выборов в Учредительное собрание с относительно благоприятным исходом и до того момента, когда западные союзники России окончательно задавят Германию. А пока крайне опасно раздражать зверя левого экстремизма каким-то радикальным наступлением на «завоевания революции». Если он действительно так полагал, то такая его тактика, как показали последующие события, была единственно реалистичной. Ибо только она мота худо-бедно предохранить российскую элиту от новых сокрушительных ударов революции. Но большая часть элиты этого не понимала. В какой-то момент она почувствовала себя достаточно сильной, чтобы обойтись, если понадобится, без своего «главноуговаривающего».