Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Между тем влияние Потемкина на императрицу стало заметно ослабевать на протяжении 1781 года. В депеше лорду Стормонту от 21 октября Гаррис с сожалением констатировал, что не получает больше «ни малой помощи» от князя Потемкина, который не пересказывает императрице того, что ему говорит посол, и «не сообщает никаких сведений». «Едва только я с ним заговариваю о делах, – продолжал дипломат, – он делается невнимателен и нетерпелив; и вместо того, чтобы по-прежнему вникать с величайшим участием во все, что я сообщаю ему относительно наших дел, теперь он … сделался совершенно равнодушен к этому предмету»679.

Причину перемены Потемкина в отношении к «английским делам» Гаррис усматривал не в изменении его политических симпатий («я уверен, что он не предался ни французской, ни прусской партии»), а в его собственном положении (он заботится «лишь о поддержании своего личного влияния»). «Влияние это значительно уменьшилось с самого начала сего года, – продолжал посол, – а так как он приписывает это … тому сильному участию, которое он принимал в иностранных делах, то и решился не вмешиваться более ни во что, до них относящееся»680.

Нам представляется, что доля истины в рассуждениях англичанина была. Вряд ли, столь тесные «дружеские» отношения видного сановника, приближенного к императрице, и посла, отстаивавшего интересы своей страны, которые, как правило, шли в разрез с интересами Российской империи, не были замечены другими членами правительства и придворными, которые не испытывали симпатий к Потемкину. Свое мнение недоброжелатели князя, безусловно, пытались донести до Екатерины II. Отсюда ее охлаждение к некогда любимому фавориту, которое, впрочем, оказалось временным. И вот уже 25 февраля 1782 г. Гаррис свидетельствовал: «Потемкин не утратил ни милостей, ни власти, но пользуется ими в смысле, которого я не могу так одобрять, как одобрял его предшествовавшее поведение»681

. По мнению Гарриса, князь Потемкин будто бы был всецело предан ему и действовал в интересах британцев.

Как мы могли убедиться, определяющим в выборе сановников, которые могли оказать какую-либо помощь или содействие в решении дипломатических вопросов для Гарриса являлась их приверженность к английским интересам. Не стал исключением среди придворных англоманов и секретарь императрицы граф А.А. Безбородко. 26 февраля 1781 г. посол докладывал в Лондон: «Секретарь Ее Императорского Величества был введен в общественную деятельность маршалом Румянцевым. Граф Алексей Орлов имеет самое высокое понятие о его способностях и честности и считает его другом Англии». В другой своей депеше Гаррис писал: «Секретарь, кажется, хорошо к нам расположен; и он единственный человек, на кого я могу положиться и от которого могу получить существенную помощь»682. И действительно, дипломат не раз получал необходимые сведения от графа Безбородко, а также передавал через него свою информацию для императрицы

683.

Усиление позиций Безбородко вызывало недовольство князя Потемкина. Об этом Гаррис доносил лорду Стормонту 3 сентября 1781 г. «Я действительно убежден, – писал дипломат, – что он (Потемкин – Т.Л.

) не любит графа Панина и первоначально способствовал его немилости; но к Безбородко и к его партии он еще менее расположен и следит за их успехами с величайшей завистью и беспокойством. Я … продолжаю опасаться, – добавлял Гаррис, – что он постарается снова возвысить графа Панина, лишь бы уронить влияние Безбородко». Гарриса особенно беспокоило, что его «друг», «преследуя цели темной придворной интриги», забудет о «самых существенных интересах своих друзей»684. Очевидно, что под «друзьями» дипломат имел ввиду англичан.