Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Впрочем, спустя полгода, Гаррис изменил свое мнение о способностях великого князя управлять Российской империей. Павел Петрович «вследствие природной застенчивости и непостоянства нрава, которое не сглаживается с летами, – приходил к заключению Гаррис, – окажется неспособным управлять этой огромной и буйной империей»893. По-видимому, того же мнения придерживалась и императрица, когда решила сделать своим престолонаследником старшего внука Александра, о чем посол докладывал в Лондон в декабре 1782 г.

894

Отношения императрицы с сыном были сложными. В ряде своих депеш Гаррис обращал внимание на полную подчиненность даже в мелочах великокняжеского двора императрице. Без ее разрешения «никто не имеет доступа к великокняжеской чете», писал дипломат в депеше 1 окт. 1778 г. Фавориты Екатерины относились к молодым супругам с высокомерием и равнодушием. «С великим князем и великой княгиней Потемкин и его партия обращаются, как с лицами, не имеющими никакого значения, – докладывал Гаррис в Лондон 29 января 1779 г. – Великий князь чувствует это пренебрежение и имеет слабость говорить о нем, хотя не властен сделать ничего более»895

. Посол обращал внимание на «обидное равнодушие» Екатерины к сыну и невестке, которое подчас граничило «с презрением и ненавистью».

Наглядным примером подобного отношения Екатерины к великокняжеской чете может служить описанные Гаррисом 22 ноября 1782 г. события, связанные с возвращением супругов на родину после визита в Европу. Они путешествовали инкогнито под именами графа и графини Северных (дю Нор), посетили Италию, где удостоились аудиенции папы римского, и Францию. Две недели супруги провели у родителей Марии Фёдоровны в сельском имении под Монбельяром. Путешествие великокняжеской четы продолжалось 428 дней896. И вот, какой прием они встретили по возвращении. «Свидание между императрицей и их императорскими высочествами произошло совершенно частным образом, без посторонних свидетелей, – свидетельствовал дипломат. – Продолжалось оно не более нескольких минут и, вероятно, ни с той, ни с другой стороны не было выражено большой радости или нежности». Впрочем, императрица тотчас же пожаловала великому князю орден св. Владимира. Вечером был устроен прием, на котором им представили иностранных министров. Затем великокняжеская чета навестила графа Панина и 20 минут провела с императрицей. «Из всего, что я мог узнать, – писал Гаррис, – я заключил, что они также недовольны приемом, им оказанным, как императрица сожалеет об их возвращении, и взаимное неудовольствие, преобладающее с обеих сторон, вероятно, произведет неприятные сцены»

897. Ухудшению отношений Екатерины с великокняжеской четой могло способствовать также то обстоятельство, что во время путешествия они «сделали огромный долг», который невозможно скрыть от императрицы. И это еще больше усилит, полагал Гаррис, то раздражение и ту «неестественную вражду», которые существуют между ними898

.

Не исключено, что немалую часть долга составили расходы на наряды великой княгини. Возвращаясь из Европы, писал Гаррис, она привезла с собой не менее 200 сундуков, «наполненных газом, лентами и другой подобной дрянью»899. Заметим, что приведенные послом сведения вызвали сомнения у автора комментариев к его корреспонденции, который утверждал, что «государыня Мария Федоровна, напротив, и сама не любила тратиться на наряды, и не допускала к тому окружающих ее лиц»900.

Как бы то ни было, но после возвращения из заграничного путешествия поведение великого князя и великой княгини претерпело изменения. «Они ведут почти уединенный образ жизни, – свидетельствовал Гаррис, – исключили из своего общества всех своих прежних любимцев и, по-видимому, хотят впредь руководиться в своих поступках одной только волей императрицы». Задаваясь вопросом, чем объяснялась подобная перемена в поведении великокняжеской четы, дипломат высказывал предположение, что, во-первых, они нашли графа Панина «слишком ослабевшим», чтобы он мог поддержать их или дать совет; а, во-вторых, они убедились, что почти все лица, которые их сопровождали во время путешествия, «их выдали». Однако решающим стало известие о намерении императрицы устранить великого князя от наследства, передав престол своему старшему внуку. Впрочем, продолжал Гаррис, какими бы причинами не были вызваны перемены, но поведение великокняжеской четы сделалось «благоразумным и основательным». Однако, это не изменило отношения к супругам со стороны императрицы. Она «так сильно предубеждена против них, что их поведение нисколько не встречает с ее стороны того одобрения, которого бы заслуживало. Теперь она называет их сдержанными, молчаливыми и рассерженными, говорит, что их испортили заграничные связи и … теперь они уже не могут вернуться к обычаям своей страны. Словом, – заключал Гаррис, – она заранее решила, что будет ими недовольна, а потому угодить ей уже невозможно»901.