Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Негативное отношение Гарриса к графу Панину наиболее ярко проявилось в его послании к лорду Стормонту от 15 июня 1780 г. «Я имею самые сильные доказательства упорной, систематической ненависти графа Панина; его озлобление против Англии, накапливавшиеся в течение десяти или двенадцати лет, теперь разразилось со всем ожесточением врага, который так долго принужден был скрываться под маской друга. Он мстителен и злопамятен, – продолжал Гаррис. – Он оказал мне честь, включив меня … в общую анафему, произнесенную им против всей нации»928. Гаррис не раз упрекал Панина в негативном отношении к Англии. «Когда произошла попытка сжечь русский флот, всякий стал приписывать этот поступок тому народу, к которому питал нерасположение, – писал дипломат в Лондон 21 июля 1780 г. – Граф Панин обвинял в том английский моряков и убедил в этой мысли великого князя»

929.

Желая избавиться от неудобного «переговорщика», Гаррис попытался очернить первого министра в глазах императрицы. Во время одной из бесед с Екатериной в декабре 1780 г. посол заявил, что первый министр является ее самым опасным врагом. Он «поклялся посеять вражду» между Британией и Россией, вполне подчинившись «потсдамским интригам». Граф Панин преследовал своей целью союз с Францией и «вполне предан королю прусскому», которому служит больше, чем императрице. Разумеется, подобные обвинения Гарриса не могли оставить Екатерину равнодушной. И если в начале беседы она утверждала, что «хорошо знает Панина», и что его интриги не производят на нее «никакого влияния», то в конце разговора уже категорически заявила: «Не поручайте ему ничего, кроме письменных объяснений, тогда ему нельзя будет ничего переменить. Если же он скроет от меня истину, я его выгоню»930

. Не исключено, что решение императрицы об отставке Панина было принято отчасти под влиянием выдвинутых против него обвинений со стороны Гарриса. Во всяком случае, из разговора с Потемкиным посол узнал, что его высказывания послужили «первым поводом к падению Панина», поскольку с тех пор императрица «стала отыскивать и находить весьма достаточные доказательства истины» его слов931. Однако влияние Панина при дворе продолжало сохраняться, о чем Гаррис 21 апреля 1781 г. сообщал лорду Стормонту: Панин «с помощью уклончивости и мрачных интриг достигает собственных целей и разбивает планы своих противников, и хотя не имеет ни влияния, ни интереса, тем не менее управляет советами этой империи»

932.

Отставка Панина 2 сентября 1781 г. произошла, по словам Гарриса, в «унизительной» форме (все дела иностранного министерства были переданы вице-канцлеру, о чем Панина даже не поставили в известность). Это событие произвело волнение среди приближенных Екатерины. «Так как здесь никто не ожидал ничего подобного, – докладывал Гаррис в Лондон 7 сентября 1781 г., – и все считали графа Панина слишком хитрым и слишком хорошо извещаемым обо всем … то событие это произвело весьма сильное впечатление … Здесь раздается такой ропот, какой только возможен при подобном правительстве». Гаррис подчеркивал, что сам граф Панин «до некоторой степени упал духом; и кроме потери власти и влияния, чувствует самым обидным для себя образом, что последовал дурному совету, удалившись в деревню»933

.

Среди последних корреспонденций из России Гарриса сохранилась и запись, сделанная им 31 марта 1783 г. о кончине графа Панина от апоплексического удара934. Как отмечала исследовательница Д. Атлас, «к чести Гарриса нужно сказать, что в донесении о смерти своего злейшего политического врага он помянул умершего добрым словом». И далее она привела слова британского посла: «Он (Панин) умер, горько оплакиваемый своей семьей, к которой всегда относился с большой любовью. Многочисленные его друзья долго еще будут вспоминать его гостеприимство и общественные добродетели»935.

Немало страниц в дипломатической переписке послов занимали их высказывания о князе Г.А. Потемкине. Выдающийся государственный и военный деятель, дипломат, генерал-фельдмаршал, князь Григорий Александрович Потемкин привлек внимание Ганнинга. Посол сумел подметить такую черту фаворита императрицы, как умение разбираться в различных хитросплетениях придворной жизни и дипломатично разрешать возникавшие конфликты. В послании графу Саффолку от 7 марта 1774 г. посол сообщал: «Новый любимец, вероятно, сознавая, что положение, им занимаемое, не может быть приятно Орловым, кажется, усердно ухаживает за графом Паниным, надеясь этим путем победить нерасположение великого князя к его повышению». В донесении 16 мая того же года он отмечал: Потемкин продолжает поддерживать «величайшую дружбу с графом Паниным и делает вид руководиться в Совете исключительно его мнением»936.