Бросок наудачу

– Так это и есть яблоня. – Он оценивает взглядом дерево и кивает. – Не ожидал ее найти, учитывая, что они не очень хорошо растут в нашем климате.

– А. Ну, круто.

Немного посомневавшись, он закидывает длинные ноги на скамью. Одна свисает с края, другая согнута, а левая рука перекинута через спинку, словно Дуайт не знает, куда ее деть. Я просто раскачиваюсь туда-сюда. Приятно быть вместе, даже если мы не касаемся друг друга, не разговариваем и не общаемся как-то иначе. Дуайт сидит там, а я – здесь, и нам хорошо.

Не могу сказать, что я прямо счастлива. Я бы не назвала свои ощущения счастьем. Но и грустью, одиночеством или чем-то неприятным тоже бы не на-звала.

Я… довольна. Да. Вот подходящее слово. Довольна.

– Дайс.

– М-м? – поднимаю взгляд. Затем до меня доходит, как он ко мне обратился, и я тут же спрашиваю: – Зачем ты меня так назвал?

– Но тебя ведь так зовут, верно?

– Ну да, но… то есть нет… Так меня называют только родители. Больше никто. Никто и никогда, на самом деле.

– А вообще, как так повелось?

– Когда я была маленькой и училась говорить, то не могла произнести «Мэдисон», только повторяла «Дайс». Так прозвище и прилипло.

– Значит, я буду называть тебя так, – заявляет он с очаровательной легкой улыбкой. – Тебе идет.

– В чем же?

– Тебе идет, – повторяет он, но не вдается в подробности. Я жду и округляю глаза, побуждая его ответить, но ничего не выходит.

– А у тебя есть прозвище? – спрашиваю его.

– Вообще-то, нет. Сложно выдумать что-то к имени Дуайт.

– Большой Ди? – с невозмутимым выражением лица предлагаю я.

– Разве только это, – смеется он и качает головой.

– Зато я попыталась. Значит, просто Дуайт?

– Просто Дуайт, – подтверждает он.

Некоторое время мы сидим молча, затем Дуайт снова говорит:

– В детстве у меня никогда не было качелей из покрышек. Зато имелся домик на дереве. Ну, я сказал «имелся», но он все еще там, на прежнем месте – на дереве на заднем дворе, где папа с моим дядей его и построили. В детстве я все время играл там, но потом в какой-то момент перестал. У тебя когда-нибудь возникало такое чувство: однажды ты просыпаешься и вдруг понимаешь, что уже не ребенок? Тем утром – я помню, это было в середине апреля, выдался очень солнечный день, мне исполнилось двенадцать. Так вот, тем утром я просто проснулся, и впервые мне не захотелось играть в домике на дереве. И все, конец.

Я чувствую: он ждет реакции от меня, но понятия не имею, что сказать. И вместо этого спрашиваю:

– А твоя сестра там играла?

Дуайт качает головой.

– Это нравилось только мне. Ей было там не интересно.

Я кручусь еще немного, а затем снова обращаюсь к нему:

– Дуайт?

– Да?

– Я… Ты не обязан отвечать, и прости, если лезу не в свое дело, и можешь попросить меня заткнуться, но… но твой… твой папа – я имею в виду, он?..

– Мой папа умер пять лет назад, – тихо отвечает Дуайт на мой не сформулированный до конца вопрос.

– Ох.

– Только не выражай соболезнования, ладно? – просит он. – Они не помогут. Я справлялся с этим, справляюсь с этим и буду справляться с этим до конца моего сознательного существования. И это нормально. Но соболезнования не улучшат мою жизнь.

– И не собиралась выражать соболезнования, – признаюсь честно. – Я все понимаю.

– Спасибо.

– Хочешь вернуться в дом?

– Мое любопытство по поводу яблони было удовлетворено. – Он встает, поддергивает вниз правую штанину джинсов, а затем поправляет футболку.

Я выбираюсь из качелей, и мы возвращаемся в дом, чтобы продолжить планирование нашего проекта по физике.

Глава 23

В понедельник утром я с трудом вылезаю из постели. Как по мне, выходные пролетели слишком быстро – весь субботний вечер я провела у Брайса, впервые официально познакомившись с его родителями за ужином; а весь субботний день общалась с Тиффани по телефону, переживая о том, как одеться для встречи с его родителями и как себя вести. Теперь я заставляю себя встать и надеть хоть что-нибудь, слишком сонная, чтобы тщательно продумывать наряд.

Мама готовит себе кофе, а я плюхаюсь на стул за кухонным столом с бубликом из цельного зерна и стаканом апельсинового сока. Перед моими глазами стоит пелена, и разум еще не проснулся; я действую машинально.

– Тебя подвезти до школы, – спрашивает мама, – или ты пойдешь пешком?

– М-мгм.

– Хорошо, – произносит она так, словно прекрасно меня поняла. Я-то сама себя ни черта не поняла.

– Дуайт звонил вчера вечером, – спокойно сообщает она. – Пока ты была на пляже с Брайсом.

– Что он хотел? – поднимаю я взгляд, внезапно слегка проснувшись.

– Какой-то вопрос насчет проекта, но он сказал, что это не так уж важно. Наверное, сегодня узнаешь. – Затем она добавляет: – Мне нравится Дуайт.

– Мне тоже, – тихо отвечаю я. – Он хороший парень.

– Но Брайс тоже очень хороший.

Ее слова заставляют меня нахмуриться. Почему мне кажется, что мама их сравнивает? И почему, почему, почему это вызывает у меня такое ужасное чувство… как будто я сделала что-то не так?

– Да, – медленно и осторожно соглашаюсь я. – Он замечательный. По-настоящему замечательный. Даже чудесный.