Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали

Оля посмотрела на меня с подозрением, что я хочу как-то повлиять на её мечту про жизнь в Европе. Я сделал вид, что заправляю свежий пакет в мусорное ведро, и ни на что влиять у меня и в мыслях не было. Трогать Олины мечты своими лапами – я ещё с ума не сошёл. Тем более, что день был суббота, а она у нас для спокойствия предназначена и для разгрузки головы. Делаем мы это примерно, как те же коробки и ящики из фургона. Выгрузил с утреца на свежий воздух всё, что в голове за неделю накопилось, прогулял его в парке каком-нибудь вроде Александровского в Пушкине, проветрил хорошо как содержимое, так и помещение, где оно хранится ну и в конце дня снова загрузил. Обычно выходит, что обратно меньше загружается, и это уже неплохо. Суббота, значит, не даром прошла.

Колокол с церкви отбил четыре четверти, сменил тональность и пробил ещё семь раз.

– Надо бы подумать, что делать будем, – сказала Оля.

Мысль эта была отнюдь не праздная. С полкастрюлей фасолевого супа в холодильнике плюс к ней шмат колбасы и смалец в коробке вопрос хлеба у нас был относительно закрыт. Пора было переходить к зрелищам.

– Тут и думать нечего, – сказал я. – У нас базар за воротами. На него и пойдём.

– Так мы ведь вчера были, – удивилась Оля.

– На рынке, – уточнил я. – А это базар. Культурная программа.

Оля сказала «а-а» и пошла собираться.

Разница между рынком и базаром – это наше личное наблюдение. В законе про торговлю про неё не написано. Рынок, как мы его видим – это место, где покупают еду. Никакого другого предназначения у него нет. Оно, конечно, важное и нужное, это место, но по большому счёту от гастронома мало чем отличается. А если присмотреться, так и вовсе завод напоминает. Подвоз товара, выкладка, обмен его на деньги – всё это делается почти на автомате. Грузчики там бесцеремонные, продавцы сквозь тебя посмотреть могут, да и товар у них видно, что с овощной базы приехал. Огородом от него и не пахнет.

На базаре же, напротив, и товар более-менее огородного происхождения, и смотрят там тебе в основном глаза, а не в кошелёк. Хитрости и уловки тоже, конечно, бывают, не без этого – на то она и коммерция. Но совсем за болвана на базаре тебя держать не станут. Потому что продавец там – человек, а не автомат. Деньги твои ему, ясное дело, нужны, но если он видит, что ты не соображаешь в его товаре, он тебе сначала восемь раз про него объяснит и только потом перейдёт к расчёту.

Но главное, что есть на базаре и нет на рынке – это театр. Играют в нём продавцы. Они же там – режиссёры и художники. С их стороны прилавка лицедейство как-то само собой получается, даже таланта особого иметь не надо. Покупатель для продавца – это статист. Его уважают и ценят, но всё же относятся, как к расходному материалу. Он нужен только на время, чтобы актёр сказал подготовленную реплику, а потом ему говорят «спасибо, вы свободны». И когда он уходит, на его место тут же приходит другой. Сцена, таким образом, не простаивает – особенно, если актёр не новичок. Но чтобы понять, что на ней происходит и получить от этого культурное удовольствие, на базар нужно ходить без продуктовой цели. Или, если не получается, чтобы она на втором плане была. А на первом должны работать глаза и уши.

Наши глаза нашли себе работу, едва только мы вышли за ограду дома. Там, чуть правее от калитки, стоял фургон молочника. Несмотря на ранний час, возле него уже выстроилась полудюжина старушек с пустыми бутылками в пакетах и сумках. Бутылки были пластиковые, из-под минеральной воды, но наливалось в них исключительно молоко. Занимался наливом мускулистый парень, одетый в розовую майку с числом 69 на груди и руками, татуированными драконами. Драконы выползали у него из запястий, сгибались вдвое на локтях, прятались под лямками майки и снова выныривали на свет где-то возле самых ушей. По возрасту парень своим покупательницам годился во внуки. Когда он протягивал руку, чтобы взять или вернуть бутылку, драконы шевелили хвостами, кривили пасти и махали крыльями. Старушек, однако, это интересовало меньше, чем то, не мухлюет ли продавец на розливе. Но с этим у молочника было строго. Ни одна бутылка не покидала его прилавок, пока в ней не отстоялась пена, и не было долито столько молока, чтобы пролилось из горлышка, после чего, молочник брал специальную белую тряпку, обтирал ею бутылку и только тогда возвращал её покупательнице.

– M'ast? – спрашивал он всякий раз. Ещё чего-нибудь?

– M'ast nem. K"osz"on"om, – отвечали старушки. Больше ничего. Спасибо.

Молочник принимал от покупательницы деньги, отсчитывал, если требовалось, сдачу, также говорил ей спасибо и, дождавшись, пока та отойдёт со своей сумкой от прилавка, переключался на следующую. Старушки в свою очередь, также проявляли терпение, не шпыняли друг друга, не говорили «ой женщина, давайте быстрее, вы тут не одна», а ждали, пока повелитель драконов не переведёт на них взгляд и не спросит, чего бы они хотели у него купить.