Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали

Следующей была посудная лавка – кастрюли, тазы, сотейники, судки, сковородки, бидоны, кувшины и прочие ёмкости для варки, жарки и хранения всего того, что только может вариться, жариться и храниться на венгерской кухне. За посудой шли соления – десятка четыре вёдер с огурцами, капустой, свеклой, перцем и чем-то ещё, что мы не смогли определить, потому что оно залегало на глубине ведра, а залазить в него рукой было невежливо. Огурцы были не просто солёные, а простые, с чесноком, с какими-то специями, большого размера, маленького размера, с наполнителем из квашеной капусты и в комбинации с другими солениями. Капуста тоже была четырёх или сколько-то там видов со всякими заправками в ассортименте. Перцы делились не только по цвету на зелёные, жёлтые и красные – это было бы слишком просто, – но и по форме – на круглые, длинные или переполовиненные и по начинке – с фетой болгарской, с фетой греческой, с фетой-конфетой. Хозяин этого квашеного царства стоял над своим добром одетый в клеёнчатый передник, как прозектор на вскрытии. Всякий раз, когда он запускал в ведро руку с пакетом на пальцах, мне казалось, что он вытащит оттуда какой-нибудь орган. Я сказал об этом Оле.

– Бр-р-р, – вздрогнула она плечами, и мы пошли дальше.

Дальше снова были ягоды, но уже не с поля, а с дерева – абрикос, черешня, вишня и даже персик, хотя для него, по моему пониманию, было рановато. Все они имели какие-то свои местные названия, которые нам ничего не говорили, но настоящие покупатели, которым надо было купить ящик-другой на варенье или их венгерский л'eквар вполне ориентировались, что им предлагают. У одних абрикосов они стояли плотными кучками, на другие смотрели на расстоянии, а мимо третьих, которые были самые красивые, и вовсе проходили, даже не посмотрев.

За ягодами торговалась старая одежда. Она лежала горами на составленных один к другому столах и продавалась вся по одной, какой-то совсем мизерной, цене за штуку. Хотя продавалась или нет, это мы так и не поняли. По большей части её просто перебирали, смотрели и бросали обратно. Иногда, если вещь того стоила, её могли прислонить себе к телу для прикидки, но потом всё равно бросали. Занимались этим перебором в основном не очень молодые женщины. Сказать, что они были плохо одеты или имели пробелы в гардеробе, так мы такого не заметили.

– Нам прибарахлиться не надо? – спросил я Олю на всякий случай. В ответ она если что-то и сказала, то я не услышал, потому что на траверзе у нас как раз возник развал каких-то штуковин, похожих на тысячу мелочей, на переднем крае которых были выставлены игрушки. Все они находились в состоянии подвижности – ходили по кругу, стукались друг о друга, прыгали, переворачивались, плескались в воде, кувыркались и делали ещё какую-то акробатику, которую от неживого предмета и ожидать сложно. Сопровождалось всё это звуками, как из мультфильмов. Одна мохнатая ходилка пищала, другая, ездилка на гусеницах, стреляла, третья, с хвостом, ржала, четвёртая, не похожая ни на что в природе, гудела. Разобрать, какие звуки издавали остальные было невозможно. Впечатление было такое, что игрушки играют сами с собой. Люди им были не нужны. Может, поэтому их там и не было. Единственным наблюдателем этого механического балагана был мальчик лет трёх, которого мама поставила с краю прохода, чтобы его не затоптали, а сама тем временем укладывала что-то в сумку на колёсах. Но и этот единственный зритель был больше занят выковыриванием козявки из носу, чем смотрел на игрушки.

– Сына, пошли, – неожиданно сказала мама по-русски, и протянула мальчику руку.

Мы тоже пошли за ними и через некоторое время дошли до поворота в переулок, который вёл к рыночному павильону. В будние дни его, похоже, использовали для подвоза товара, но сейчас и он был заставлен лотками. Идти на полуавтоматический рынок после человеческого базара было глупо. Оставалось либо поворачивать и смотреть базарный театр в обратном направлении, либо придумывать себе другое занятие.

– Как впечатления? – спросил я Олю.

– Калорийные, – ответила она. – Как твой суп. Хочется разгрузки.

– Тогда, может, по мороженому? – предложил я.

Оля покрутила шорты на талии и проверила дырки в ремне.

Я ждал. Борьба с соблазнами давалась моей жене непросто.

– Чтобы клин клином, – пояснил я.

Олин взгляд тут же обрёл твёрдость.

– Согласен, возразил генерал, – сказала она.

Вот это по-нашему! Удовольствие от борьбы всегда главней победы. А большего удовольствия, чем мороженое в мире ещё не придумано.

– Желаете фисташкового, мой генерал? – спросил я. – Или может с изюмом и ромом?

– Хватит и рома, полковник, – ответила Оля. – Изюм раздайте детям.

Пустыня под солнцем