Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали

Степановна показала нам на пальцах цифру «два» и указала наверх. Мы пошли вперёд. На втором этаже мы остановились, чтобы пропустить её. Она достала из сумки связку ключей. У окна то ли кухни, то ли прихожей, выходившей на галерею рядом с дверью, она остановилась, приложила ладонь козырьком ко лбу и заглянула внутрь. Видимо, то, что она там рассмотрела, её удовлетворило, потому что она не мешкая вставила ключ в замочную скважину и крутанула его по часовой стрелке. Ключ, однако, никуда не прокрутился, а только сдвинулся на градус-другой и застрял. Вытащив его наружу, Степановна осмотрела его внимательно, проверила другие ключи в связке и повторила попытку. Замок, по-прежнему, не открывался. Я решил предложить свою помощь, мол, может, с моей силой мы таки прорвёмся. Степановна кивнула и отступила от двери. Заняв её место, я поиграл ключом в замочной скважине, поймал люфт, нашёл в нём, как мне показалось, какую-то зацепку и уже готов был на неё нажать, как внезапно дверь будто вырвало у меня из-под носа, и на её месте, в проёме, возникла девушка в спортивной одежде и небольшой гантелькой в руке.

На какую-то секунду между нами повисло молчание. Девушка смотрела на меня, я на неё, Степановна на нас обоих, а Оля наблюдала за всем со стороны. Я опомнился раньше остальных и сказал «хелло». Ничего другого мне в голову не пришло. Девушка мне ответила что-то по-венгерски и выглянула за дверь. На миг мне подумалось, что сейчас она заедет мне своей гантелькой между глаз, но она, нет, лишь посмотрела на Олю и снова сказала что-то. Тут соображение вернулось и к Степановне. Она тоже что-то сказала девушке, и, может, с минуту между ними вёлся какой-то диалог, в конце которого Степановна подошла поближе к двери и посмотрела на табличку с номером. После этого она слегка покраснела лицом, сказала что-то девушке ещё раз и показала на меня.

– Вы ошиблись этажом, – сказала мне девушка по-английски. – Она показала вам «два».

– Кетто? – я посмотрел на Степановну и сделал пальцами заячьи уши.

Степановна кивнула.

Я оглянулся вокруг себя. Мы находились на галерее. Под нами был один этаж. И если вместе это не два, тогда в какой палате у вас Наполеон?

Ясность в ситуацию внесла Оля.

– У них первый этаж не считается, – сказала она мне. – Я совсем забыла.

А Степановна, хотел спросить я, что считать не умеет? И вообще, она знает, что она продаёт? Этажи перепутать! Но эти вопросы, на самом деле, были адресованы не Оле, а самой Степановне, а она в это время уже говорила девушке что-то в извинительном тоне, поэтому я молча отошёл от двери и направился к выходу с галереи.

«Наша» квартира, когда мы туда в конце концов попали, оказалась помещением на три огромных смежных комнаты с микроскопической кухней и ванной, которая не знала сантехника уже не меньше полувека. Никакой мебели в комнатах не было, дощатые полы были покрыты пылью, на оклеенных обоями стенах местами виднелись трещины. Потолки были какой-то дворцовой высоты и имели украшения из лепнины по периметру, но что там было налеплено, и в каком оно состоянии снизу толком видно не было. Окна также были под стать потолкам. Сквозь их немытые неизвестно сколько лет стёкла в комнаты прямой наводкой било солнце, и в квартире от этого было жарко, как в крематории. Как этот крематорий с его ненормальной кубатурой обогревается зимой, однако, было не ясно. Привычных нашему глазу радиаторов мы в квартире не увидели, а то, что Степановна назвала «газ-конвэктор» имелось почему-то только в центральной комнате и походило больше на подвешенный на стену чемодан, чем на отопительный прибор.

– Как ты себя здесь чувствуешь? – спросил я Олю, пока Степановна отвлеклась на телефонный звонок.

– Как пустыня под белым солнцем, – ответила Оля.

Что это значит, я не успел выяснить. Ко мне подошла Степановна с телефоном в протянутой руке. На том конце был её муж, тот самый Иштван-Степан. Он, как выяснилось, тоже был агент по недвижимости и мог вполне сносно изъясняться по-английски. Он хотел узнать, нет ли у нас вопросов.

– Есть, – сказал я. – Сколько лет уже продаётся эта квартира?

Ответил Иштван не сразу. Некоторое время из телефона доносилось его сопение и шорох бумаг.

– Почти одиннадцать лет, – сказал он наконец.

– Понятно, – сказал я.

Иштван снова посопел.

– Но знаете, – сказал он, – для восьмого района это неплохой дом.

– Почему?

– В нём нет цыган.

С такого угла на жильё в Будапеште мы до сих пор не смотрели. Цыгане на глаза нам попадались, но возможных соседей мы в них не видели.

– Спасибо большое, Иштван, – сказал я. – Мы будем иметь это в виду.

Но ничего мы в виду, конечно, не имели. Просто хотелось вежливо закончить этот просмотр и поскорее выйти на воздух. У Степановны, судя по спокойствию на её лице, иллюзий на наш счёт тоже не было. Мы пожали друг другу руки и разошлись каждый в свою сторону.