И только сейчас Олег заметил Игоря, сидевшего привязанным к креслу в другом углу комнаты. Островецкий облегчённо вздохнул: они нашли-таки Камня — живого и почти невредимого. Да и их с Витькой действия теперь можно считать вполне оправданными. А, не дай бог, Игоря бы здесь не оказалось? Получилось бы, что два вооружённых мента ворвались в квартиру добропорядочных граждан, устроили погром и отметелили хозяев. Олега даже передёрнуло от захватывающей «перспективы». Тут, пожалуй, никакие прежние заслуги не помогли бы…
Приглядевшись к Игорю, Островецкий стал закипать гневом: Камень сидел привязанный к креслу, рот его был заклеен скотчем, лицо — сплошные синяки и ссадины. Олег отодрал скотч. Игорь вскрикнул от боли — губы его были разбиты.
— Извини, брат, — смущённо сказал Олег, развязывая Камня. — Как ты? Кости целы?
— Да вроде целы, — облизывая разбитые губы и морщась от боли, ответил Игорь. — Я пришёл сюда вчера вечером, потребовал, чтобы эти козлы оставили Ирку в покое и убирались отсюда. Ну, а они набросились на меня… Да, если бы поодиночке, я бы из каждого отбивную сделал, а с двумя — не справился, — Камень смущённо вздохнул…
— А чего один попёрся? У тебя что, друзей нет? Позвонить тяжело было? — раздражённо спросил Олег.
— Да я думал, что управлюсь, — потупился Игорь, — не хотел вас дёргать…
— Индюк тоже думал, — мрачно усмехнулся Олег. Гнев при виде избитого приятеля только усиливался, постепенно превращаясь в холодную ярость.
— А правильно тебе, Камень, по рёбрам настучали! — хмуро встрял в разговор Виктор. — Наука будет! Может, в следующий раз сначала башкой своей дурной подумаешь… Друзей ему, видишь ли, тревожить неудобно… Идиот!
— Ладно, Витёк, — повернулся к нему Олег, — потом этого охламона воспитывать будем. Давай, Аника-воин, — Островецкий перевёл взгляд на Каменева, — рассказывай дальше!
— Ну, а что дальше? — вздохнул Игорь. — Свалили они меня, ногами побуцкали. Потом привязали к креслу и метелили всю ночь. Выпьют, закусят — побьют, выпьют, закусят — побьют. «Бугай» почти не бил, так — пару раз махнул и всё. А вот Альбертик, с-сука, — Камень кивнул на «чернявого», — вовсю изгалялся. Удары, падла, на мне отрабатывал — каратист хренов!
Ярость наконец нашла адресата. Олег молча повернулся и с прищуром посмотрел на «чернявого», съёжившегося в кресле и с трудом приходившего в себя.
«Да это же Альберт Аваньян собственной персоной! Как я его сразу не признал»? — усмехнулся Островецкий, вспоминая свое «знакомство» с ним.
…Тогда, десять лет назад, они с Алёнкой пошли в ресторан отметить годовщину свадьбы. За столик к ним подсел этот «джигит». Олегу он сразу не понравился: развязанной манерой поведения, кривой ухмылкой, искривлённым, видимо, от удара носом, гнусавым надтреснутым голосом, даже походкой. Тот ходил, как-то скособочившись, приподняв правое плечо. Немного выпив, Альберт — так представился «джигит» — повёл себя вызывающе: принялся громко восхищаться Алёнкиными ногами, затем, пригласив на танец, попробовал прижиматься, за что сразу же огрёб пощёчину.
Олег не стал его бить в зале — зачем портить людям вечер? Для разговора он пригласил Альберта в туалет. Тот горделиво проследовал за ним, всем своим видом показывая: сейчас вы посмотрите, как я уделаю этого красавчика. В туалете «джигит» встал в позицию каратиста, явно подражая Брюсу Ли, и принялся выделывать пасы руками, шипя и завывая при этом. В конце концов, Олегу надоел этот цирк, и он с носка зарядил «мастеру восточных единоборств» промеж ног. «Каратист» хрюкнул и, хватая ртом воздух, опустился на колени. Олег посоветовал ему попрыгать на пяточках — помогает — но прекращать «воспитательную работу» не стал. Он за шиворот затащил почти не сопротивляющегося и воющего от боли Альбертика в туалетную кабинку, засунул его голову в унитаз и спустил воду. Затем долго объяснял «джигиту» всю неприглядность его поведения.
Но на этом «воспитательный момент» не закончился. Олег притащил мокрого и слегка пованивающего Альбертика в зал и заставил извиниться перед Алёнкой и перед публикой, после чего вытолкал из ресторана взашей, посоветовав больше не попадаться на глаза. «Джигит» внял — урок оказался весьма впечатляющим. А узнав окольными путями, что Островецкий служит в уголовном розыске, вовсе перетрухнул. Во всяком случае, Алёнка рассказывала, что, случайно завидев её, Альбертик предпочитает переходить на другую сторону улицы. Олег же тогда, на всякий случай, «пробил» незадачливого «каратиста» по своим каналам, справедливо рассудив, что этот подонок когда-нибудь себя ещё проявит.
— Так это ты, мудила! — вид Островецкого не предвещал Аваньяну ничего хорошего. — Я ведь говорил тебе: не попадайся на моём пути!
Олег двинулся к нему. Альбертик испуганно вжался в кресло.
— Командир! — завизжал он, обращаясь к коренастому бугаю, — убей их! Ты же афганец, десантура. Мочи их!