Будь моей нежностью

Стираю боль ласками клитора, перекатываю на языке розовый сосок, невозможно сладкий и вкусный. Чёртова девка опоила меня, не иначе! Я готов низвергнуть потоки семени от одного этого вида: её, кончающей от моих рук и губ. От долбанных стонов, растекающихся жидким пламенем по нутру. От худосочной извивающейся подо мной фигурки.

От этого её: «Богдан! Богдан! Богдан!».

От нежных, практически невесомых касаний её пальцев. От лёгких поцелуев мягких губ. От томного изгиба полуопущенных ресниц.

Всё это заставляет меня чувствовать, а это последнее, что мне нужно. Испытывать что-либо я не намерен. Больше никогда в своей жизни я не хочу быть зависимым от кого-то столь же хрупкого и желанного как Ася.

Я знаю, что должен сейчас сделать. Встать. Выйти из этой спальни. Трахнуть Элеонору. Или Кристину. Или обеих. И запретить себе пересекать порог этой комнаты. Но я не в силах шевельнуться.

Тонкие руки чёртовой Аси ныряют под боксёры и обхватывают мою плоть. И что делаю я? Наслаждаюсь, млять! Её близость вызывает у меня скудоумие. Идиот, просто идиот!

И поэтому я позволяю ей стянуть штаны вместе с боксёрами, устраиваюсь удобнее и словно со стороны наблюдаю, как на её лице появляется решимость.

— Ты хочешь, чтобы я сделала тебе приятно, Богдан? — спрашивает она, склоняясь ниже.

Её зад взмывает вверх, так, что мне видно поблёскивающий камушек между аппетитных полушарий ягодиц. Веду рукой до него, покручиваю порочную игрушку, и Ася сводит бёдра, кошка ненасытная.

— А ты знаешь — как? — усмехаюсь ей в ответ.

— С утра тебе понравилось, — она застенчиво улыбается и краснеет. — Мне же нужно просто сосать?..

Она обхватывает губами головку и нежно посасывает, словно ожидая похвалы, поднимает на меня взгляд, и я протяжно выдыхаю от этого переполненного эротики зрелища.

— Умница, куколка, — глажу упругий зад и ныряю к игрушке. — Соси, красавица, тебе тоже понравится.

У неё во рту влажно, горячо и тесно. Старательная малышка. Ведёт длиной по языку до горла, с шумом выпускает ствол изо рта, чтобы немедленно продолжить свою сладкую пытку.

Сводит меня с ума, доводит до греховной черты, и я поднимаю бёдра, помогая ей, пока моя рука забавляется с анальной пробкой, наращивая амплитуду движений и ускоряясь.

Ася подмахивает задом, гортанно стонет, давясь слюной, и я хочу спустить всё до последней капли прямо в её роскошный рот, но забываюсь, отдаваясь во власть удовольствия, а моя куколка с непривычки выпускает член раньше времени, и я орошаю остатками спермы её прекрасное лицо.

Сердце заходится в груди словно ошалелое. Так и до инфаркта недолго. Двигаясь кое-как, избавляюсь от остатков одежды, размазываю семя по алебастровой коже, притягивая к себе податливое тело, обрушиваясь в охапку с ним на подушки. Лишь чувствую, как Ася тянет наверх одеяло, накрывая нас обоих, и проваливаюсь в сон.

А будят меня нежные объятия сонной куколки, которая жмётся ко мне обнажённым телом. Голенькая, с пробочкой, восхитительная… Я позволяю себе расслабленно провести пальцами вдоль её позвонков, по рёбрам, к красивой девичьей груди, но натыкаюсь взглядом на часы.

Чёрт! Чтоб тебя! Ну точно идиот! Разомлел рядом с чертовкой, а теперь опаздываю на встречу с Хасаном.

И, кажется, впервые готов попросить у судьбы милости. Я не могу допустить, чтобы кто-то из них узнал истинную причину моей задержки.

17. Ася

Первую половину воскресенья я провожу, лёжа в постели. Я ощущаю слабость, мышцы ноют от бурной физической активности накануне, растерзанное Богданом чувствительное местечко болит от каждого моего неловкого движения, и я совсем не знаю, как облегчить эту боль. Но в ней есть один несравнимый плюс: отвлекаясь на неё, я не думаю о болезни бабушки, об отъезде Богдана, о его равнодушии ко мне.

Я вообще ни о чём не думаю. Стараюсь, по крайней мере. Но невольно в голову закрадываются мысли, что я ступила на очень скользкую дорожку: когда он так откровенно касается и ласкает меня, когда его поцелуи обжигают страстью, когда даже его грубость нежна, мне так легко всё принять за чистую монету! Но я должна помнить, что однажды ему может надоесть моё тело и тогда я уйду в отставку.

Стану трофейной женой. Узницей этого дома. Бесправной пленницей, до которой никому не будет дела. И через что бы мне не пришлось пройти, чтобы этого не допустить, я всё выдержу. Пока он заботится, чтобы это не было пыткой, пока он дарит мне неправильное с точки зрения морали удовольствие, я буду бороться.

Когда живот сводит спазмом от голода, я с осторожностью поднимаюсь с кровати и спускаюсь вниз. Каждый шаг причиняет дискомфорт и отзывается тянущей болью. Реально ли к этому привыкнуть? Реально ли научиться принимать это удовольствие и не корчиться потом от боли?

Я дохожу до гостиной, но замираю перед дверями. Оттуда мне слышится разговор, который ведут, судя по голосам, две женщины.

Голос сестры Богдана я узнаю сразу, в отличие от голоса её оппонента.

— Ты что, идиотка? — выговаривает кому-то Рашида Давыдовна. — Он уже помешался на этой девке! Чем ты рассчитываешь его удержать? Сексом? И давно он к тебе захаживал?