Будь моей нежностью

Как из всего невозможного она умудряется выбрать самое нереальное?!

— Что за вздор?! Попроси что-нибудь нормальное!

— Это нормальное желание в нормальных отношениях!

— Чушь!

— Вот видишь! Все твои слова так и останутся просто словами. Как всегда. Красивые или нет, они никогда не отражают твоих истинных чувств. Просто признайся, Богдан, скажи мне это уже, чёрт возьми! Скажи, что тебе плевать на меня, что я тебе не нужна, что тебя интересует просто секс! Потому что любой нормальный мужчина, которому нужна женщина, рассматривает перспективу рождения совместных детей, а не вступает за её спиной в тайный сговор со своим знакомым врачом и не планирует перевязать ей трубы!

Её губы дрожат. Ася стоит и смотрит в ожидании ответов, которые я не могу ей дать. Кому нужна такая правда?! Мне тошно, что она вынуждена пройти через этот кошмар. И мне хотелось бы, чтобы было иначе, но эта история не про нас.

2002 год.

Косой дождь лупит прямо в лицо. Я вымок уже насквозь, но не могу найти в себе сил подняться на ноги и убраться подальше отсюда.

Ребёнок, что истошно визжал, вызывая единственное желание заткнуть ему чем-нибудь рот, да поскорее, вдруг резко замолкает. Словно предчувствует беду.

И в этот самый момент мою спину, лежащие на мокрой траве тела, груду покорёженного металлолома, ещё полчаса назад значившегося одной из лучших иномарок города, самого затихшего младенца, поляну, косые капли дождя, весь этот мир освещает свет нескольких пар фар.

Тачки тормозят в считанных сантиметрах, но я не могу подняться с колен. Так и сижу в грязевой лужице, чувствуя раздирающую внутренности боль и невыносимую пустоту в душе.

— Что тут у нас, Тагоев? — слышится за спиной голос Хасана.

Если бы я мог удивляться, я бы поразился до глубины души. Лично приехал. Надо же!

— Вся семья погибла?

Хотел бы я, чтобы так и было. Потому что я не знаю, как сдержать слово и не стать свидетелем очередной кошмарной расправы. Даже несмотря на то, что я привык ненавидеть это дитя, я больше не желаю его смерти. Перегорел. Да и желал ли на самом деле? Ненавидел ли? Я хотел, чтобы этого ребёнка не существовало, а это не одно и тоже.

Хасан становится рядом со мной и смотрит вниз. Сегодня он правит этим кровавым оркестром. А назавтра в газетах напишут: по трагичной случайности. Что придумает этот конченый ублюдок? Возможно, если бы я до сих пор был способен чувствовать, мне было бы даже самую малость любопытно послушать их варианты. В моей собственной голове сгенерировалась уже целая куча идей, как избавиться от младенца.

Взгляд невольно скользит до сцепленных на крохотном тельце, мертвенно-бледных, застывших навеки в этом скрюченном состоянии пальцев его матери. А мысли возвращаются снова и снова к нашему последнему разговору, и я смотрю на сам предмет обсуждений.

Маленькая девочка сверлит меня карим взглядом и сосредоточенно дёргает ручками и ножками. Словно если бы могла, попросту бы встала и ушла. Она морщится и издаёт вопль недовольства.

Да кому бы понравилось лежать под дождём без возможности шевельнуться? Вот и ей не нравится. Человек же.

Хасан опускается на корточки рядом со мной и вырывает тельце девочки из рук умершей матери. Я не думаю по этому поводу. Если начну сейчас, то потеряю суть происходящего. Не пойму, как и когда мне нужно будет вмешаться в ход истории, чтобы изменить её.

Не в отношении целого мира, но в отношении одного конкретного младенца.

— Что ты сейчас чувствуешь, Тагоев? Мечтал ведь прихлопнуть выродка своей бывшей подружки, а? Испытываешь облегчение сейчас, когда у тебя появилась эта возможность? Когда можно безнаказанно уничтожить мерзкий плод связи своей любимой женщины с ушлым гондоном Дубравиным?

Хасан хохочет, от чего ребёнок в его руках начинает беспокоиться. Я не хочу быть здесь. Мечтаю провалиться сквозь землю, в самое чистилище, где мне самое место. Убивать людей по принципу причастности к семейному бизнесу, такому же кровавому и нелегальному, это прямо венец моего существования на этой земле. Но то, что здесь происходит, от начала тормозного пути машины Дубравиных до бездушного убийства их новорождённого ребёнка, и есть та самая пресловутая расправа с целью получения части бизнеса обратно в руки первоначальных владельцев.

— Свернуть ей шею, и дело с концом, — широко улыбается Хасан.

Позади меня слышатся звук опускающегося вниз окна и раздражающий меня голос, скрипучий и наигранный:

— Пап, да утопи ты его в луже, как котёнка. Было бы ради чего под дождём мокнуть.

— Скройся, Гузель, — глухо предупреждаю я, и Хасан смотрит предостерегающе.

Но мне плевать на его угрозы. За ним косяк. Это он подсунул Тагоевым бракованный товар. И она не должна иметь права голоса.

— Папочка просто не оставил мне выбора, крошка, — серьёзно говорит Хасан младенцу. — Это хреново, да, Богдан? Если бы Дубравин не полез к адвокату с правом переписать свой кусок на прямого наследника, ничего бы этого и не было. А теперь… мы же не станем рисковать, да, Богдан?