Будь со мной

Она садится напротив тебя, берет стопку писем, механически открывая одно за другим и откладывая в сторону, едва на них падает взгляд. Что-то в том, как она сидит, некая напряженность в осанке заставляет тебя насторожиться. Что-то причиняет ей неудобство. В ее движениях скользит деланная непринужденность, и ты моментально бросаешь взгляд на письма, которые она только что отбросила, лишив тебя возможности дотянуться до них. Что там за тайна, что она пытается от тебя скрыть?

Ее щеки покрывает румянец, и теперь Сара выглядит совершенно несчастной, хотя автоматически продолжает жевать кусок хлеба, который то и дело макает в миску с супом. Какое-то время, пока она погружается в свои мысли, ты продолжаешь наблюдать за ней и одновременно ешь свой суп, такой же невероятно вкусный, как ты и предполагал. Чувствуешь, что тело оттаивает.

—  Как там Софи?

—  С ней все в порядке, — говорит она.

Ее слегка согнутая ладонь лежит на столе перед тобой. Ты замечаешь, что она не носит обручальное кольцо. Накрываешь ее руку своей, удивляясь тому, какой холодной оказывается кожа. Сжимаешь ее ладонь, и она поднимает на тебя удивленный взгляд.

—  Расскажи, о чем ты задумалась, — говоришь ты.

Она вздрагивает и бросает едва уловимый взгляд в сторону стопки с письмами.

—  Ни о чем серьезном. Думаю о стирке, — произносит довольно резким тоном, но ладонь не отнимает.

Лжет. Ты отпускаешь ее руку, поднимаешь письма, и она не останавливает тебя, хотя, кажется, ты самым наглым образом вторгаешься в чужую жизнь. Ты просматриваешь письма. Они выглядят совершенно обычно, официальные бумажки, которые мы все каждый день получаем — счета, выписки, контакты агентов по недвижимости. Она перегибается через стол, забирает их и складывает обратной стороной раньше, чем ты успеваешь по-настоящему рассмотреть их.

—  Почему так?

—  Ничего, серьезно. Я хочу сказать, что сама могу постоять за себя, спасибо. Действительно могу.

Ты отпускаешь ее руку.

—  Я и не пытался убедить тебя в обратном. Но мы же друзья, Сара. Ты можешь поговорить со мной, если от этого станет легче. О чем угодно.

—  Я же сказала, ничего серьезного.

Теперь в ее взгляде сквозит вызов. Ее голубые глаза встречаются с твоими. Ты понимаешь, что хочешь снова взять ее за руку, спросить, когда и при каких обстоятельствах она возвела вокруг себя стены такой высоты, что никому не позволено проявить к ней каплю сочувствия.

—  В любом случае, — говорит она, поднимаясь так резко, что стул начинает качаться на неровном плиточном полу, — мне пора заняться делами. Однако я рада, что с тобой все в порядке.

Она забирает обе пустые миски из-под супа и, повернувшись к тебе спиной, ставит их в раковину. Ты еще с минуту продолжаешь наблюдать за Сарой, давая ей больше личного пространства. Потом поднимаешься и подходишь к ней, становишься за ее спиной, не касаясь, но думая о прикосновении. Закрываешь глаза, представляя, как рука скользит по ее голой шее, плечу, потом обхватывает талию и ты прижимаешь ее к себе. Представляешь, как целуешь ее сзади в шею. На мгновение теряешься в неуловимом запахе, исходящем от нее, тонком, свежем, — может, это шампунь или даже, кто знает, средство для мытья посуды.

Когда ты опять открываешь глаза, то видишь, что ее лицо отражается в кухонном окне. Она смотрит на тебя.

Сейчас не время. Ты делаешь шаг назад и говоришь:

—  Спасибо за суп. Он был просто великолепным.

Следуешь за ней к двери. На улице продолжает выть ветер, но дождь не идет, по крайней мере в эту минуту.

—  Тут часто такая погода? — спрашиваешь ты.

Она сильнее кутает грудь в теплый кардиган.

—  Это еще ничего, — отвечает весело. — Подожди еще, вот температура упадет, увидишь, что будет тогда.

Сара

«Пусть не лезет куда не просят, — думает она. — Он не имел ни малейшего права возвращаться в мою жизнь и пускать тут корни, да еще пытаться совать нос в мои дела».

Она стоит, держась за раковину, и продолжает смотреть во двор, хотя Эйден уже давно зашел в коттедж и закрыл за собой дверь. Улыбка исчезает с ее лица. Она опускает глаза на собственные руки и видит, что костяшки на них стали белыми.

Письма продолжают лежать на кухонном столе нетронутые. Что бы там ни было написано, оно может подождать до чая, когда уже ничего нельзя будет поделать, и она возьмет ночь на обдумывание, а там уже утро вечера мудренее.

Раньше она бы не выдержала и тут же принялась бы решать финансовые вопросы. Она терпеть не может долги, просто ненавидит их. Но большинство денежных обязательств напоминает наводнение, верно? Будто ты стоишь на крыльце черного входа и смотришь, как поднимается вода, и ждешь, когда она затопит твою прекрасную зеленую лужайку. А когда лужайка, наконец, затоплена, ты идешь, приносишь мешки с песком и затаскиваешь все вещи на второй этаж; делаешь то же, что Гарри Баттон; пытаешься как-то сама себе помочь.