Будни

Так постепенно Лыско превратился в молодую собаку. Онисим ждал этого с нетерпением. Он наблюдал за первой схваткой Лыска с кобелем Макара Ивановича — Шариком. Шарик был старше и сильнее Лыска и, если бы их не разнять, загрыз бы его совсем, но Лыско не сдавался: окровавленный, с порванным ухом, он рвался из рук Онисима. Онисим стал еще пристальнее следить за Лыском и ясно видел, что такой хорошей собаки у него за всю жизнь не бывало…

Вот она и белка: маленький, совсем еще рыжий комочек на сосне. Ее выдает шишка, гулко упавшая на дорогу. Онисим подзывает Лыска и показывает ему на белку. Лыско видит зверька. Он удивлено застывает на месте.

— Полай, собачка. Пола-а-ай…

Лыско пищит. Белка насмешливо посматривает на него и шевелит пушистым хвостом. Лыско тявкает. У Онисима начинает сильно биться сердце.

— Давай, давай…

Лыско тявкает снова, царапает ствол лапами и вдруг отрывисто, неуверенно, с оглядкой на хозяина принимается лаять.

Онисим снимает фуражку и вытирает с головы пот.

Лыско лает громко, беспрерывно, с волнующим повизгиванием и бегает вокруг сосны.

Онисим достает части ружья, собирает их и вставляет патрон с бекасинником. Потом он несколько отходит от сосны и уже спокойно, привычным движением поднимает ружье.

Это нехорошо, но белка должна быть убита: собака учится находить.

Онисим ровно касается пальцем спуска. От грохота Лыско подпрыгивает, но, мгновенно сообразив, в чем дело, принимает белку на зубы.

— Не тронь! — кричит Онисим.

Но белка еще жива. Перехваченная посредине острыми сверкающими зубами Лыска, она царапает когтями сухой мох и пищит. Большие яркие глаза ее полны смертельного ужаса.

— Хватит! Отпусти.

Онисим вырывает у Лыска белку. Теперь она уже не двигается, повисла на руке приятно тяжелая и теплая.

Лыско прыгает и визжит от радости. Потом, как сумасшедший, бросается в лес. Онисим слышит шуршание задеваемых им сучьев.

— Так, так — говорит Онисим, — побегай, пока глуп.

Он отсекает по суставам передние беличьи лапки и, подозвав Лыска, бросает ему. Лыско подхватывает их на лету и ест жадно и быстро, не роняя изо рта, сильно встряхивает головой и урчит.

Онисим любуется им.

Потом Онисим натаскивает Лыско разыскивать белку по следу и поднимает ее с земли на дерево.

Поставив все капканы, Онисим разбирает ружье, снова прячет части его под пиджак и возвращается в деревню.

Дома, не раздеваясь, он идет к Лаверу и рассказывает о собаке.

Лавер молчит, полуобернувшись к нему. Он в одной рубахе, в старых валенках, на руках холщовые рукавицы: собрался в хмельник исправлять колья. Сердито торчат его усы.

— Да, собака, — несколько потускнев, говорит Онисим. — Для нас собака — это все…

Лавер проходит в хмельник, ничего не ответив…

Опечаленный Онисим возвращается домой. Его снова мучит чувство неловкости, и это пугает его. Он начинает следить за соседом и каждый раз открывает в нем что-нибудь такое, чего раньше не замечал. Так, например, Лавер, здороваясь, не подает руки. Если нужно занять табаку, он присылает внучку Наташку.

Тревога не утихает. Онисим прислушивается к разговорам и однажды узнает, что о размолвке их догадываются многие.

Но теперь он мало видит людей. Каждый день в лесу. Уходя из дому, он привязывает Лыска в сарае и велит Катьке отвязать его через час. Он запутывает свои следы в огородах, за гумнами, делает по полю большой крюк и направляется в лес не через Сарьин поток, где всегда ходит, а через Дедово. Вот и биржа. Три большие сосны встречают его еле уловимым шумом. В прохладной тени свистят синицы. Онисим облегченно вздыхает, еще раз осматривается и влево у ольхового куста видит Лыска. Кобель падает на брюхо и ползет к Онисиму. Онисим поднимает ногу, Лыско ужимается и закрывает глаза. Не ударив его, Онисим опускает ногу. Ошалев от радости, Лыско прыгает, катается по траве, потом вскакивает и стремительно бежит в лес. Онисим идет за ним и не может сдержать улыбки.

Впереди звенят косы. Лыско начинает лаять. На тропу выходит Макар Иванович. От него веет хозяйственностью. На нем вышитая полотняная рубашка, витой лиловый пояс с большими кистями. На поясе позванивают ключи.

— Три стога сворочали. Сено, как гарус! — весело говорит Макар Иванович и, заметив Лыска, кивает на него Онисиму: — Не мог спрятаться?

— Не мог. Разыскал, — улыбнулся Онисим.

— Да, пока он в лесу лишний. В избушке не был?

— Нет.

— Ох, сейчас у озера хорошо… — вздыхает Макар Иванович.

Стоят молча. Онисим спешит: к обеду надо выбраться на старую лесную дорогу и осмотреть все кротоловки. Макар Иванович не уходит.

С пожни слышится голос Александры Мурышихи:

— Смотрю, матушки, и вправду Игнашонок. Борода широкая, черная. Пьяный. «Ты что, Платон?» — «Да вот странствую…» — «Из колхоза вычистили?» — «Вычистили, так их, растак». — «А ты бы меньше пил да работал». Молчит. Глаза красные…

Редкие тени под елками неподвижны. Пахнет далеким лесным пожаром.

— Что это у вас с Лавером? — не глядя на Онисима, говорит Макар Иванович.

Онисим мрачнеет:

— Нет-нет, что ты!

— Вам, старикам, надо жить дружно, — не слушая его, продолжает Макар Иванович. — Что это вы на самом-то деле!