– Оружие? – одними губами сказал Протасов. Вовка ринулся на поиски и, жалобно завопив, повалился ничком. Это было так неожиданно, что Валерка не сразу разглядел капкан, висящий на стопе Вовчика, как пиранья на ляжке тапира.
– Сними это с меня! – завывал Волына. Протасов искал подходящие инструменты. – Зема! Умоляю!
Протасову довелось повозиться, сначала разжимая «челюсти» капкана монтировкой, а потом накладывая тугую повязку. Это счастье, что у них оказались под рукой бинты. Пока Валерий трудился, Вовчик жалобно постанывал.
– Сам виноват! – фыркнул Валерий, придирчиво оглядывая результаты своих стараний. – Радуйся, блин, что кость уцелела.
– Как же, радуйся! – слабым голосом передразнил Волына.
– В следующий раз будешь смотреть под копыта!
– Следующего раза не будет! – с неожиданной яростью поклялся Вовчик. – Давай поймаем гада, изловим, блин, и на вилы! Чтобы понял, паскуда, что не в ту дверь постучался!
– Да как ты его поймаешь? Если он неуловимый, а? Тут, Вовка, с кондачка решать не годится. Костей не соберем. Тут по научному надо.
– Как это?
– Молча, блин. С пацаном надо пошушукаться.
– С кем?! – не поверил Волына.
– С сопляком Иркиным, вот с кем.
– Ты, зема, белены объелся?
– Пацан книги читает. Пацан грамотный.
– Да пускай свои книги в задницу затасует! – в сердцах сплюнул Вовчик. – Вот что надо! – он потряс в воздухе ППШ, который каким-то чудом уцелел под кроватью. Протасов стукнул кулаком по подоконнику:
– Вовчик! Ты что, блин, не врубаешься, что тут такая херня, против которой твой ППШ, как хлопушка против гонореи?
Игорешка закашлялся во сне, и Ирина подумала, что сейчас он, скорее всего, проснется.
Ее спальню и детскую разделяла полая, зашитая фанерой перегородка в палец толщиной, и темный коридор со старомодным комодом, набитым бесполезным старым тряпьем, вперемежку с таблетками нафталина. В бедности поневоле становишься бережливым, но эта бережливость совершенно ничего не дает.
Лежа с закрытыми глазами, она отчего-то вспомнила второго мужа Виталика, снабдившего ее Игорешкой, перед тем, как отправиться на зону за хищение колхозного ГСМ. Виталий был ничего, по меркам Пустоши его можно было назвать даже ласковым, и Ирка думала о нем с теплотой. В отличие от отца Ксюши, который был старше на восемь лет, любил выпить, а во хмелю не ведал, что творил. Ксюшу они зачали именно в последнем его состоянии, после дискотеки, в каком-то сарае. Мольбы перепуганной насмерть восьмиклассницы не возымели никакого действия, а его детородный орган показался ей подобием подзорной трубы. Ничего, кроме разочарования, боли и слез, она в те вечером не испытала. По возвращении домой ее как следует отстегала мать, а потом еще и вытурила взашей. Они с Гошей расписались через четыре месяца, когда будущая Ксюша уже лягалась вовсю.
Постепенно Ирину сморил сон. Комната уплыла куда-то, вместе с обстановкой, в неизвестность и мрак, оставив хозяйку в той части дома, куда она только намеревалась идти.
– Пришла? – констатировал один из мужчин. Они расположились за столом, жуя сухофрукты и потягивая холодный чай из пиал. – Садись, давай.
– Ага, выпей с нами.
– Давайте, лучше быстрее начнем. А то, дети проснутся… – выпалила она, чувствуя, как щеки пылают огнем.
– Зачем просыпаться? – осведомился крайний слева, сверкнув белыми, похожими на искусственные, зубами. – Сейчас поздно уже…