Булгаков и княгиня

Незнакомец тревожно огляделся по сторонам, и, убедившись, что в комнате нет больше никого, снял шарф, сбросил пальто прямо на тахту. Передо мной стоял пожилой господин, сгорбившийся, видимо, под тяжестью прожитых лет. Лицо его было испещрено глубокими морщинами, а в глазах – тоска и одиночество.

– Что, не узнал? Плохо, очень плохо. Если уж ты не узнаёшь…

Эти слова заставили меня похолодеть, я, было, привстал, но колени надломились.

– Господи Иисусе! Ваше сиятельство, Юрий Михайлович. Да что же это? Как же так? Да почему такое?

В голове у меня всё помутилось, и мысли запрыгали совершенно бестолково. Если этот – князь, то с кем же я на Патриарших… и потом во сне?

– Ах, как ты подряхлел, Миша! Боже мой, ну до чего ты старенький! – заговорил князь, волнуясь. – Но я всё же счастлив, что застал тебя в живых. Я, признаться, и не думал, что увижу. Думал, что большевики тебя там уморили…

От княжеской ласки я расстроился и зарыдал тихонько, утирая глаза…

– Ну, полно, полно, перестань…

– Как… как же вы, откуда, князь? – шмыгая носом, спрашивал я. – Как же это я не узнал вас? Глаза у меня, что ли, слепнут? Очки-то на вас, очки, вот главное, и борода… Княгинюшка-то, господи, княгинюшка-то с вами?

Лицо у князя ещё больше постарело.

– Умерла княгиня, двадцать лет уж минуло с того дня, – ответил он и задергал ртом, – в Нью-Йорке умерла от воспаления легких. Так и не сумела повидать родное гнездо, но всё время вспоминала. Очень, очень часто вспоминала. И строго наказывала, чтобы я тебя поцеловал, если увижу. Она почему-то верила, что мы увидимся. Всё Богу молилась. Видишь, Бог и привёл.

Князь наклонился, обнял меня и поцеловал.

– Царствие небесное, царствие небесное, – дрожащим голосом пробормотал я. – Панихиду вот закажу, а тогда уж можно и на покой… Так на каком кладбище княгиню хоронили?

– На Сен-Женевьев-де-Буа. Впрочем, там же и я…

Тут фигура князя странным образом заволновалась, так колышутся шторы от сквозняка, а вслед за тем и очки, и пальто, и сам князь рассеялись в воздухе, как мираж. Только в мозгу моём звучали сказанные им слова…

Так я и не понял, то ли это призрак бывшего обитателя комнаты на рю Пуге со мною говорил, то ли, утомившись с дороги, я задремал и потому всё это мне приснилось. Ну, в самом деле, в смерть княгини я никак не мог поверить. И вот бесконечно повторяю про себя: если я жив, тогда должна жить и она!

Но, как ни печально, поиски начать придётся с кладбища.

XX

На следующий день, наскоро позавтракав, я отправился на плoщадь Денфер-Рошеро, оттуда автобусом до Сен-Женевьев-де-Буа, а там до русского кладбища рукой подать. И вот стою перед почтенного возраста матроной. Седые букли, на носу очки – что про неё сказать? Преклонный возраст всех уравнивает, все на одно лицо.

Она сидит в кресле за столом, а я молчу и даже не знаю, как представиться. Впрочем, в рекомендательном письме мадам Ирэн должна была что-то написать. Но вот закончила читать, сняла очки и смотрит на меня. Смотрит как околоточный на бездомного бродягу.

– Так вы недавно из России?

– Да, мадам.

– Что это вам дома не сиделось?

О, Господи! И эта всё о том. Мадам, вам больше делать нечего?.. Однако не отвечать же вопросом на вопрос. Вот и молчу, раздумываю, как и что….

– Так что же, старые грехи заставили покинуть родину?

Надо же, видит словно бы насквозь. А что мне говорить? Ведь скажешь правду – не поверит. Соврёшь – тоже не слишком хорошо…

– Уи… То есть, ну да. В общем, что-то вроде этого.

– Вы православный?

– Не крещён.

– Оно и видно.

И что они все взъелись на меня? Та всё выспрашивала про Петлюру, а этой не даёт покоя моё отношение к попам. Если б признался, что крестили, нашла бы повод ещё в чём-то упрекнуть.

– Ирэн тут пишет про какого-то Гастона. Так кто вам нужен, он или его жена.

– Видите ли мадам… – чувствую, ей бесполезно врать. – Честно говоря, Гастон тут ни с какого боку.

– То есть как?

– Да просто вывернулась из памяти фамилия. По правде говоря, ищу я княгиню Киру Алексеевну Козловскую, дочь камергера и действительного статского советника.

– Зачем же вам она?

Мадам удивлена. Да всё понятно. Одно дело поиски жены какого-то Гастона, а тут, пожалуйте, не купеческая дочка, не курсистка, а самая что ни на есть натуральная княгиня, аристократия, голубая кровь.

– Мадам, если позволите, то о причинах я предпочёл бы умолчать. Здесь, как бы это сказать… сугубо личные мотивы.

– Так, может, вы намерены её убить?

– Да как вы можете! – я и взаправду возмущён. Откуда только у неё такие мысли? Что, каждый приезжий из России – террорист, беглый олигарх или безнадёжный наркоман?

– Ладно, не сердитесь. Вы должны меня понять. Я тут по мере сил забочусь об умерших, однако надо же иногда подумать о судьбе живых.

– Я понимаю.

Только куда уж мне понять? Ну неужели нельзя устроить так, чтоб обошлось без допросов и дознаний?..

Мадам попечительница между тем просматривает списки, время от времени кидая на меня оценивающий взгляд. То ли прикидывает, сколько с меня взять, то ли сомневается, можно ли доверить информацию безродному бродяге. Ну как ей доказать, что только мне и нужно верить?