Вот, кажется, нашла. Но смотрит на меня зло, совсем как прокурор.
– И кто вас научил так нагло врать?
– Вы это о чём, мадам?
– Да всё о том же…
– Разъясните…
– Да что уж тут разъяснять! Ваша княгиня двадцать лет как померла, причём в весьма и весьма преклонном возрасте, – мадам едва сдерживает возмущение. – Так как прикажете вас понимать? Вы что же, с младенчества были влюблены в старуху?
Вот незадача! Этого я как-то не учёл. Просто-напросто об этом не подумал. Однако расскажи я правду, уж это точно, было бы гораздо хуже. Выходит, прав был князь…
– Мадам, даже не знаю, как сказать… Но вы же всё равно ни слову не поверите.
– Так, новая история. Сначала был Гастон, потом эта княгиня… Месье, а вам не кажется, что вы совсем заврались? Надо бы и меру знать!
– Самое странное, мадам, что на сей раз я готов рассказать вам чистую правду. Ну вот ей богу! Говорю как на духу.
– Вы же не верующий…
– Но выслушайте хотя бы! Всё было так…
Пришлось ей вкратце рассказать и про знакомство с Кирой, и про расставанье, и про мою болезнь… Когда описывал страдания морфиниста, только тут почувствовал в её взгляде некое подобие сочувствия. Казалось бы, ещё чуть-чуть и старая дама повиснет на моих плечах, и будет лить слёзы, оплакивая несчастную любовь военврача… Но дальше предстояло признаться в том, что до сих пор сам не могу осмыслить. Ну просто не укладывается в голове… То есть как, сев в Киеве на поезд в четверг, вечером осьмнадцатого числа, оказываешься на перроне Брянского вокзала… в понедельник, и что совсем невероятно – как выясняется, через семь десятков лет!
– Бред!
– Мадам! Я же вас предупреждал…
– Могли бы придумать что-нибудь правдоподобнее. О-ля-ля! – мадам с возмущением смотрит на меня: – Нет, это просто невозможно! Вы за кого меня принимаете, месье? За выжившую из ума старуху?
Ну что сказать? Вляпался по самое оно… Но, главное, ведь я и сам бы не поверил. Сижу и жду. Сейчас зачитает приговор. Потом полиция, суд, лагерь для перемещённых лиц и высылка в кандалах на родину…
– Я не хочу! – вдруг заорал.
– Месье! Месье… вы не здоровы?
Вот не хватало ещё милую старушку напугать. С ней тут случится удар, а с кого ж за это спросят? Конечно же, с меня!
– Простите, мадам! В общем, если не верите, забудьте, – и так печально, задумчиво, даже трагически поглядел в её глаза.
Несколько минут молчали. Само собой, мне это показалось вечностью…
– Ну так и быть, – дама наконец-то сжалилась. – Вот вам номер участка, где похоронена княгиня, но больше не просите ни о чём. Я даже видеть вас не хочу. Adieu, monsieur!
– Спасибо и на том…
Аллеи кладбища безлюдны. Чёрная, намокшая от дождя земля и белые надгробья на могилах. И лепестки засохших цветов. И безмолвие, располагающее к воспоминаниям о былом… Где-то читал, что здесь похоронено величие России. Ну почему же только здесь – такие кладбища раскиданы по всей Европе. Немало «бывших» перебралось за океан…
– Как ныне сбирается вещий Олег… – грянуло за моей спиной.
Увлекшись своими размышлениями, я не заметил, как на аллее появился офицерский отряд. Экипированные по моде начала двадцатых годов, поручики, ротмистры и капитаны … Почему-то вспомнилось:
Нет, здесь было всё не то, эти уж явно не гусары. Я бы даже не сказал, что держали строй. Скорее уж напоминали необученных штатских, вырядившихся по торжественному случаю. Впереди вышагивал тучный подполковник. Позади него – штабс-капитан со знаменем в руках и по бокам двое подпоручиков с саблями. Вот уж не думал я, что кладбище – это самое подходящее место для парадов.
– Ну как вам мои гвардейцы?
Явление второе: те же и генерал! Рядом со мной стоял одетый по-цивильному господин и с упоением глядел вслед марширующему войску .
– Позвольте представиться, граф Трубческий, в некотором роде попечитель этого отряда. С кем имею честь?
Я сказал, что приехал из России, что писатель.
– Ах, вот это напрасно, – огорчился граф. – В наше время развелось слишком уж много разного рода писак. А ежели что, то защищать отечество будет некому.
По поводу писак я пропустил мимо ушей. Куда интереснее тема про отечество.
– Ваше сиятельство, вы какое отечество имеете в виду?
– А то самое, которое всегда с тобой, – отрезал граф, но видя моё недоумение, счёл нужным пояснить: – Видите ли, любезный, смуты нынешнего века разбросали русских людей по всей земле, я бы даже сказал, что по Вселенной. Так можно ли в этих обстоятельствах говорить о каком-нибудь клочке земли? Нет и ещё раз нет! Наше отечество не имеет никаких границ, оно там, где есть русский человек, и мы намерены защищать его из последних сил, а если надо будет – до последней капли крови.
– Прошу прощения, граф. Но я так и не понял, кого вы представляете?