Так что же это? Какие тайны прячутся в моей бедной голове? И не придётся ли в самом скором времени признать, что всё было именно так, как рассказала мне Марина? И между прочим, памятная встреча с князем у Патриаршего пруда, то ли попытка покушения, то ли мираж – уж не навеян ли он тем, что случилось за много лет до этого в Париже, у входа в парк близ улицы Дарю? Такое впечатление, что отпечаток прошлого перенесён в Москву по чьей-то воле из столицы Франции. И вроде бы всё происходило там, но в памяти почему-то совсем по-другому отложилось.
– А не было ли трамвайной линии где-то поблизости от этого парка… де Монсо? – я сам не понимаю, зачем спрашиваю.
– Да, трамвай ходил от площади Звезды и далее, по бульвару Курсель как раз мимо парка. Я специально интересовалась, пятый номер и тридцатый, – отвечает.
– Вот ведь как! Всё словно бы одно к одному, – бормочу себе под нос.
А что тут ещё сказать, когда голова кругом от всего услышанного?
– А вы не хотите написать роман? – вдруг спрашивает Марина. – Вот вы, мне кажется, говорили, что писатель.
– О чём писать-то? – я занят своими мыслями и не сразу понимаю.
– Да о том, что было, – настаивает Марина. – Я про княгиню и про Булгакова, про его несчастную любовь.
– Я вроде бы уже написал… – смущённо признаюсь.
– Как? Правда?!
Марина в полном восторге. Чувствую, что готова меня расцеловать. Да я бы не прочь…
– Так давайте же! – теперь уже требует от меня Марина. – Гарантирую, что у вас роман с руками оторвут.
Тут я узнал, что её двоюродный дядя, известный журналист, сейчас находится в Париже. Что скоро будет его свадьба с дочерью какой-то итальянской графини. Что у него, то есть у дяди, масса знакомств в издательствах и здесь, во Франции, и за океаном. Что вырос он в Нью-Йорке. И что туда же после войны перебралась княгиня Кира Алексеевна. Что в этом ей помог зять, работавший переводчиком в ООН. Что здесь в Париже многие без ума от книг Булгакова. А уж у них в Сорбонне его носить готовы на руках. Если же учесть, что это юбилейный год… В общем, на меня свалилась такая лавина информации, которую так вот, на ходу переварить просто невозможно. Тем более, что были ещё кое-какие обстоятельства. Это я и попытался объяснить:
– Видите ли, в чём дело, у меня его нет… то есть романа этого я с собой не взял при отъезде из России. Эх, если б знать заранее…
Я и в самом деле не знал, что нужно предпринять. Что уж тут говорить – о возможности издать роман здесь, заграницей, я и не подумал. А теперь рассказывать Марине всё в подробностях было сложно, да и ни к чему. Тем более, что в сущности ничего уже не сделать. Не стану же я просить у юной парижанки взаймы две тысячи баксов, чтобы выкупить у Шустера роман?
– Так что?
– Ну-у-у, я попробую…
– Ах, до чего же вы русские ленивые, какие-то непрактичные. Даже смотреть на вас после этих слов противно, – еле заметно улыбается.
Тоже мне, будто бы сама не русская. Видимо, надеется меня растормошить. Что ж, почему бы нет, то есть, почему бы не попробовать?
В общем, я дал Марине слово, что приложу всё своё усердие, чтобы… ну чтобы роман оказался здесь, в Париже. Конечно, придётся ещё что-то дописать – я же не могу пройти мимо тех невероятных событий, о которых только что узнал. Ну а потом…
Но прежде, чем продолжить свидание с Мариной, я должен, просто обязан сам себе кое-что в этом деле разъяснить. Прежде всего, разобраться в причинах явного несоответствия между тем, что произошло в Москве, и тем, чему свидетелем я оказался здесь, в Париже. Недоумение моё вызвано тем обстоятельством, что там, в России, меня никто не узнавал, что, в общем-то, вполне логично. Ну вот приехал в столицу начинающий писатель, да мало ли таких! Да их по сотне приезжает каждый месяц! Непризнанные прозаики, завистливые критики, невезучие поэты…
Теперь же, здесь, всё совсем другое. Оказывается, Булгакова готовы носить в Париже на руках. Вдруг выясняется, что он популярный, всеми признанный писатель. И самое неожиданное – что именно он был влюблён тогда в княгиню Киру. А я? А кто же тогда я? И поневоле возникает впечатление, что я – это всего лишь неудачный клон, жалкое подобие того Булгакова. Я бы даже так сказал – второе «Я», возомнившее о себе, бог знает что, и вот пустившееся в самостоятельное плавание. Итог предугадать, в общем-то, нетрудно…
Так может быть, самое время всё прекратить? Признаться в том, что эксперимент был неудачен. Как невозможно сделать человека из бездомного пса, так невозможно жизнь заново прожить, при этом глядя на себя как бы со стороны. И не имея возможности ничего исправить. И вновь, в который уже раз мучаясь от сознания того, что вот и время уже не то, а ничего, по существу, не изменилось.
Но можно ли остановиться, так и не ответив на вопрос: а почему? Почему так всё произошло? В чём смысл моего перевоплощения? В чём причина?