После обеда я решил, что смысла перечитывать эти цитаты нет, но мне то и дело становилось скучно, и я снова доставал книжку из рюкзака и клал ее на колени. В самом конце учебного дня, седьмым уроком, у меня был английский. Мы только начали «Моби Дика», поэтому доктор Холден много распространялась о рыбалке в девятнадцатом веке. На парте у меня лежал «Моби Дик», а на коленях – Уитмен, но даже тот факт, что я находился в кабинете английского, не помог. Зато я умудрился целых несколько минут не смотреть на часы, так что очень удивился, когда зазвенел звонок, и дольше остальных складывал вещи в рюкзак. Когда я повесил его на плечо и направился к двери, доктор Холден улыбнулась мне и сказала:
– Значит, Уолт Уитмен?
Я робко кивнул.
– Хороший поэт, – признала она. – Настолько хороший, что я даже почти не против того, чтобы ты читал его на моих уроках. Но все же не совсем.
Я тихонько извинился, вышел и направился к стоянке для старшекурсников.
Пока Бен с Радаром музицировали, я сидел в ЗПЗ, оставив двери открытыми, чтобы его продувало сквознячком. Я пытался читать «Записки Федералиста», по которым у нас на следующий день должен был быть тест, но мысль постоянно возвращался к замкнутому кольцу загадок: Гатри, Уитмен, Нью-Йорк, Марго. Она уехала в Нью-Йорк слушать фолк? Может, существует тайная Марго – любительница фолка, с которой я не знаком? Может, она поселилась в квартире, где некогда жил один из них? Но почему она решила
В боковом зеркале я увидел Бена с Радаром, Радар шагал быстро, размахивая футляром с саксофоном. Они поспешно забрались в уже открытый ЗПЗ, Бен повернул ключ, мотор зафыркал, мы принялись надеяться, он снова зафыркал, мы еще понадеялись, и он, наконец, с бульканьем ожил. Бен немедленно выехал со стоянки, и только когда кампус остался позади, завопил:
– ТЫ, БЛИН, МОЖЕШЬ В ТАКОЕ ПОВЕРИТЬ! – Он начал лупить по гудку, но тот, естественно, не работал, так что Бен кричал в такт своему стуку: – БИ-БИ! БИ-БИ! ПУСТЬ БИБИКНЕТ ТОТ, КТО С НАСТОЯЩЕЙ ЗАЙКОЙ ЛЭЙСИ ПЕМБЕРТОН! БИ-БЭЙБИ-БИ!
Бен не затыкался почти всю дорогу.
– Знаешь, в чем причина? Помимо отчаяния? Мне кажется, они с Беккой Эррингтон поссорились из-за этой, ну, измены, и теперь ей стало стыдно еще и за мою кровавую репутацию. Она этого, конечно, не
Я был очень за него рад и все такое, но меня все же больше занимала необходимость отыскать Марго.
– Ребят, у вас хоть какие-нибудь идеи есть?
Я какое-то время ждал, а потом Радар посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:
– Эта фраза про двери – единственная выделена другим цветом, к тому же она более странная, чем все остальные, незаконченная мысль, так что, я думаю, надо копать здесь. Прочти-ка ее еще раз.
– «Прочь затворы дверей!/И самые двери долой с косяков!» – ответил я.
– Надо признать, что Джефферсон-парк – не лучшее место для того, чтобы снимать закоснелые двери с косяков, – предположил Радар. – Вдруг она это хотела сказать. Она же вроде Орландо бумажным назвала? Может, Марго просто объясняет, почему сбежала.
Бен притормозил перед светофором, а потом повернулся к Радару:
– Старики, по-моему, вы зайку Марго на слишком высокий пьедестал вознесли.
– В смысле? – не понял я.
– Затворы с дверей, – ответил он, – двери с косяков.
– Ну, да, – подтвердил я.
Снова зажегся зеленый, и Бен надавил на газ. ЗПЗ затрясся так, как будто сейчас развалится, но потом все же поехал дальше.
– Это не
Радар посмотрел на меня, а я – на него.
– Иногда, – сказал он, – идиотизм Бена оборачивается гениальностью.
Приехав ко мне
, мы перешли через узкую полоску травы, отделявшую мой дом от дома Марго – как и в субботу. И снова дверь открыла Руфи, она сказала, что родители вернутся только в шесть; Мирна Маунтвизель возбужденно нарезала вокруг нас круги. Мы поднялись по лестнице. Руфи принесла нам ящик с инструментами из гаража, после чего мы какое-то время смотрели на дверь Марго. Мы не были мастерами на все руки.– Ну, и что делать-то, черт? – спросил Бен.
– При Руфи не ругайся, – сказал я.
– Руфи, ты не протии, если я буду говорить «черт»?
– Мы в чертей не верим, – ответила она.
Радар перебил нас:
– Ребята. Ребята, дверь.
Он выудил из ящика с барахлом крестовую отвертку, опустился на колени и принялся скручивать ручку с замком. Я взял отвертку побольше, чтобы открутить петли, но там винтов вообще не оказалось. Я снова уставился на дверь. Руфи все это надоело, и она пошла вниз смотреть телик.
Радар снял ручку, и мы все, по очереди, заглянули в круглую дырку с необработанным деревянным краем. Там никакого послания не было. Ни записки, ничего. Я расстроился и перешел к петлям, гадая, как же снять их. Я принялся открывать-закрывать дверь, пытаясь понять, как там все устроено.