Как известно9
, уже с начала какие-то годов почитатели Бунина из числа представителей интеллектуальной элиты русского Зарубежья предпринимали шаги по выдвижению кандидатуры русских писателей, и среди них Бунина, на Нобелевскую премию по литературе. Здесь среди активистов в первую очередь следует назвать имена Алданова и Элиасберга. Об Алданове речь подробно пойдет ниже, что же касается Александра Элиасберга10 – «превосходного посредника» между русской и немецкой культурами, то о его активности в этом направлении свидетельствуют 29 писем к нему автора этого определения – Томаса Манна, в которых обсуждается возможность номинирования Иван Бунина на Нобелевскую премию11.Старт же основной кампании по номинированию Бунина, которая через три года завершилась полным успехом, дал именно
Илья Троцкий своей статьей «Получат ли Бунин и Мережковский Нобелевскую премию?»12
В начале этой статьи Илья Троцкий обращает внимание читателей на вызывающе оскорбительный для русской культуры факт:
«Удостоились премий германская, австрийская, итальянская, французская, скандинавская, испанская, ирландская, индусская и польская литература. Обойдена только русская литература <…> давшая крупнейших художников пера, переведенная на все почти языки культурного человечества <…> Почему? Где кроются причины столь обидного отношения к русской литературе?»
Поставив вопрос ребром, И. Троцкий, как человек здравомыслящий и прагматичный, предпочитает не сыпать соль на рану, а искать возможности исправить сложившуюся ситуацию.
«Я использовал свое случайное пребывание в Стокгольме, – пишет он, – чтобы среди лично мне знакомых членов Нобелевского комитета13
<…> позондировать почву относительно шансов русской литературы на премию».И вот уже И. Троцкий горячо разубеждает русского читателя в том, что шведы, мол-де, не любят русскую литературу, а Нобелевский комитет игнорирует современных русских писателей:
«Наоборот, то, что мне пришлось услышать из уст членов стокгольмской академии и жюри, преисполнило меня самыми радужными надеждами. Быть может, уже в ближайшем году один из русских писателей будет увенчан лаврами лауреата и получит литературную премию».
Один из членов комитета, собеседник Ильи Троцкого, уверяет его, что «в присуждении премий мы стараемся сохранить максимальную объективность, руководствуясь единственным стимулом, чтобы произведения того или другого писателя соответствовали воле завещателя. Другими словами, чтобы в произведении доминировал идеалистический элемент. Русская литература насквозь идеалистична и всецело отвечает требованиям завещателя. Конечно, советская литература, невзирая на наличие в ее рядах несомненных талантов, исключается, ибо там, где социальный заказ доминирует над общечеловеческими идеалами и идеализмом, не может быть речи о выполнении воли основоположителя фонда. <Противоположная в этом вопросе –
Не названным по имени членом комитета, скорее всего, был профессор литературы, критик и писатель Фредрик Бёёк14
, с которым Илья Троцкий был хорошо знаком.Поставив перед эмигрантским сообществом сакраментальный вопрос: «Неужели у русских писателей в эмиграции не найдется достаточно друзей, чтобы выступить с надлежащим предложением достойного кандидата?» – И. Троцкий, по существу, инициировал процесс номинирования представителей русской литературы в изгнании на Нобелевскую премию. По словам Бунина, «после корреспонденции И. Троцкого чуть ли не все кинулись выставлять свои кандидатуры и при посредстве своих почитателей выставили их»15
.Данное высказывание является, конечно, гиперболизированной стилистической фигурой, а потому его нельзя понимать буквально. Все ревнивые переживания Бунина по этому поводу касались Дмитрия Мережковского, у которого на деле не было поддержки со стороны западных писателей и историков литературы, и Ивана Шмелева, чьи шансы были весьма велики, так как его кандидатуру номинировали на Нобелевскую премию не только авторитетные западные слависты, но также и Томас Манн16
.Сам же Илья Троцкий не ограничился одними призывами, а стал энергично действовать в составе «команды поддержки» кандидатуры Ивана Бунина, во главе которой стоял Марк Алданов. В дневнике В. Буниной от 26 декабря 1930 года записано:
«Из письма <И. М.> Троцкого <С. Л.> Полякову<-Литовцеву>17
:«…Фридрих Беек дал мне свою карточку к проф<ессору> Лундского университета Зигурду Агреллю18
, дабы я с ним познакомился и побудил снова выставить кандидатуру И. А. Бунина. Конечно, я это сделаю <…> Посещу также Копенгагенского проф<ессора> Антона Калгрена, с которым намерен побеседовать относительно кандидатуры Бунина и Мережковского. Все это, как видишь, чрезвычайно серьезно. Друзья Бунина должны взяться за дело!»19