— Со мной Винт — да ты его и не видел, Андрей Афганец — стрелок с Чеховской вертушки, он тоже за нас. Было ещё двое — Шкас и Гриф — тот, что с золотыми зубами. Они ушли в лес.
— Помню его; — так же без эмоций сказал Мишин.
И он, протиснувшись между Егерем и коридорной стеной, пошёл в спальное расположение.
Девушка с рыжими волосами теперь с интересом разглядывала здорового, заросшего смолянистой щетиной мужика, в грязном камуфляже с закопченным лицом.
— А ты откуда здесь, деточка? — спросил он.
— Я из города; — спокойно ответила девушка. — Алёна.
— Егерь. То есть Николай, можешь Колей звать!
Девушка была одета в белый медицинский халат, и Терех догадался, что она в этом бункере выполняет обязанности медсестры. Тело Егеря, по своему отреагировало на появившуюся медсестру: оно тут же наполнилось болью, которая исходила от живота, и от руки; ноги его затряслись мелкой дрожью, ослабли — и он слегка осел, облокотившись мокрой от пота спиной на стену.
— О-о-о! Да вас ранило! Давайте в лазарет!
И она повела раненного Николая в помещение лазарета, на одном из столов которого уже лежал обмотанный бинтами Левинц. Через час все собрались в спальном расположении. На одной кровати сидел Борис, укутанный в новую шинель, рядом — Серёга, Мишин и Егерь. На другой кровати, стоявшей напротив, сидели Дима-Винт, Афганец и Симак. Между кроватями стояли два снарядных ящика, с боков — ещё по одному, на манер скамеек. Получался стол, вокруг которого кровати и ящики-скамейки. На этих скамейках сидели девушки. Люди ели, ели молча, Афганец неуклюже орудовал алюминиевой ложкой, и то и дело каша, изрядно заправленная тушёнкой, падала на пол. Он тихо матерился, вновь запуская дрожащую в руках ложку в миску с кашей. Борис ел вяло, через силу глотая безвкусную для него еду. Есть ему совершенно не хотелось, но он знал — есть надо. Мишин ковырял ложкой в тарелке, о чём-то задумавшись — он уже изрядно отъелся за этот день. Остальные если с аппетитом, запивая вкусную еду из гравированных немецких стаканов с чаем.
— Не, а хорошо вы тут устроились! — нарушил тишину Терех. — Нам бы вас от сюда ни за что не вытащить!
— Да, вон, и водяра у вас, и хавка, и барахло немецкое! — поддержал его Винт. — Светло, тепло, сухо! Супер!
— Молодцы, пацаны! — принял эстафету похвал Афганец. — Правильные, не то, что мы!
— А что мы? — не понял Дима.
Афганец посмотрел в глаза сидящему напротив Егерю, будто передавая взглядом свою мысль.
— Продались мы, бача, за деньги эти проклятые, за сраные чеки бандитские кровь людскую проливаем! И каждый из нас думает: вот накоплю денег, и уеду из этого проклятого города, заживу по-человечески, буду жить по совести и по уму! Но не дадут нам уехать, и скопить денег не дадут — от Чеха один выход — в землю!
— Если ты такой правильный, что тогда на него пашешь? — спросил Винт, и тут же поправил себя: — Пахал…
— В прошлом. Нет, бача, не правильный я. Был бы правильным — за шкуру свою бы так не дрожал, грохнули меня бы давно!
— Так что, — продолжал напирать Дмитрий, — Либо жить продажным, либо умереть честным?
— Да, бача, так было и так есть. Поверь мне, лучше второй вариант!
— Стрёмная какая-то логика!
— Ты поживи, посмотри на мир, на людей, и к полтинничку, — если доживёшь, — будешь думать так же!
— Что будем с Фрицем делать? — перебил Симак.
— Будем отражать атаки! — сказал Терех. — Диверсионные вылазки будем делать к их лагерю по ночам. Патронов много? Какое оружие есть?
— Парабэлуммовских девяток — полно! — ответил Симак. — Есть ленты к пулемёту «MG», россыпью 7,92х57 — полный ящик. Есть гранаты немецкие, много; несколько — «Ф-1», есть «ТОЛ». Из оружия — «М-98» — двадцать стволов, один из них с оптикой, Аскет пристреливал. «МР-40» — тоже штук двадцать. Пистолеты «Парабеллум» — под сорок. «АКСУ» — один, патронов к нему не много. «Сайга» есть, патрон сорок к ней. Пулемёты «MG-34».
— Солидный арсенал; — отозвался Егерь. — У нас три «Калаша», «ПКМ» с двумя магазинами в 200 патронов, есть четыре гранаты «РГД-5», два «ПМа».
— Ну, что, повоюем? — задорно спросил Афганец. — Пора положить конец этому Фрицу с его шакалами!
— А где сам Аскет? — спросил Егерь. — Засада в лагере его рук дело?
— Да, его, — ответил Симак, — А сам он где-то там! — и он кивнул в сторону генераторной.
— Живой? — спросил Егерь.
— Хрен его знает. Надеюсь, что нет. Он в колодце остался, под землёй.
— А что тут вообще творится, что это за грёбанные немцы с нами ночью воевали? — спросил Винт.
Симак замолчал. Ответил Беркут:
— Этого мы не знаем. Хрень тут твориться какая-то. Немцев этих мы сами не видели, но слышали, как вы всю ночь по ним лупили.
— И мы по ним, и они по нам! — добавил Егерь.
— Какие ещё немцы? — спросила Света, глаза которой от этих разговоров сильно округлились.
— Да было тут: ночью на поле вылезла рота чумазых солдат, в немецкой форме — и как попёрли на нас! — говорил Терех. — По ним в упор долбишь — а им по-борту, всё идут и идут, словно зомби!
— Зомби и есть! — промямлил набитым ртом Винт.
— Как же вы их одолели? — спросил Симак.