Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

Пугачева посадили на лошадь. Один из казаков взял ее за повод, а остальные, окружив его со всех сторон, двинулись к переправе через Узень на яицкую сторону. На противоположном берегу Емельян Иванович подозвал к себе Творогова и упросил его отъехать в сторону, чтобы поговорить наедине.

— Иван! Что вы делаете, — начал он, — ты сам знаешь, кто на государя руку подымает, тому не будет прощения ни на этом, ни на том свете. Если не сам я, то сын мой и наследник Павел Петрович за меня отомстит вам. Подумайте хорошенько, не лучше ли оставить это дело.

Творогов первый пришел к мысли, что предводитель восставших никакой не государь, а самозванец, ибо грамоты не только немецкой — русской не знал, но, услыша такое, заколебался: а вдруг…

Какого ты рода-племени,Царь ли ты или царский сын?

Иван долго ехал молча, борясь со своими сомнениями. Наконец решился, как отрезал:

— Нет уж, батюшка, не говори лучше, что задумали и положили сообща, тому и быть — отменить никак нельзя!

Пугачев оглянулся и, видя, что казаки несколько поотстали, хлестнул свою лошадь.

— Прощай, Иван, оставайся! — и, свернув с дороги, хотел ускакать в степь.

— Ушел! Ушел! — испуганно закричал Творогов и кинулся в погоню.

Иван нагнал беглеца, хотел было схватить за ворог, но тот плетью ошпарил морду его лошади. Она отскочила в сторону сажен на десять. Он снова бросился догонять. И настиг-таки его, но Емельян Иванович повторил удачливый прием. Тем временем наперерез ему уже мчались казаки Железнов и Астраханкин. Понимая, что убежать не удастся, он спрыгнул на землю, рассчитывая укрыться в камышах. Преследователи тоже спешились. Завязалась борьба. Подоспевший Федульев помог задержать Пугачева.

— Как вы посмели поднять руки на своего императора, — тяжело дыша и бранясь, кричал Пугачев, — за это воздастся всем!

— Пусть воздастся, но ты нас больше не обманешь, — зло хрипел Творогов, связывая как-то сразу обмякшего пленника.

Пугачев горько заплакал, потом стал божиться, что не уйдет больше, просил развязать ему руки. Казаки согласились, посадили его на ту же самую клячу, которую совсем недавно он выбрал сам, и повезли дальше, отправив на форпосты и в Яицкий городок с известием, что самозванец арестован^{130}.

Может, потому и плакал Емельян Иванович, что позднее других осознал, сидя на кляче, нелепость своей роли? Ведь умный от природы был человек. Заинтересованных зрителей уже не осталось, а он продолжал играть. Смешно и глупо. И оттого горько.

Переночевав на берегу небольшой речушки и отъехав от нее верст пятнадцать, остановились покормить лошадей. Заметив оплошность одного малолетка, положившего возле себя саблю и пистолет, Пугачев схватил их и устремился на Творогова и Чумакова.

— Вяжите старшин! — кричал он.

Казаки всполошились, повскакивали с мест.

— Кого вязать? — насмешливо переспросил Федульев, бесстрашно наступая на Пугачева.

— Тебя! — ответил тот, обложив смельчака выразительным мужицким матом.

Пугачев спустил курок — пистолет дал осечку.

— Братцы, не робейте! — подбадривал казаков Федульев.

Казаки окружили низложенного предводителя, размахивающего саблей. Бурнов ударил его в бок тупым концом копья. Чумаков кинулся на него сзади и схватил за руки. Пугачев был обезоружен, связан и посажен в телегу, на которой ехали его жена Софья и сын Трофим, неутешно рыдавшие вторые сутки. Емельяна Ивановича привезли в Яицкий городок и сдали под надзор тамошнему коменданту. Маршрут замкнулся 15 сентября 1774 года — роковое стечение обстоятельств.

— Что ты за человек? — спросил его капитан Савва Маврин.

— Донской казак Емельян Иванов Пугачев, — ответил арестованный самозванец, — согрешил я, окаянный, перед Богом и ее императорским величеством и заслужил все муки, какие на меня возложены будут, — и, помолчав, добавил, — снесу их терпеливо.

Я не царь и не царский сынок,Я родом Емельян Пугач.

Спектакль кончился. Перемешалась в нем трагедия и комедия, драма и фарс. И неудивительно такое переплетение жанров — ведь продолжался он 365 дней, целый год! Занавес опустился. Петр Федорович ушел снова за кулисы истории. На сцене остался хорунжий из Зимовейской станицы Емельян Иванович Пугачев, закованный в ручные и ножные кандалы. Свет померк. Но еще не погас…

14. А. Суворов, Е. Пугачев, П. Паннн