Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

«Войска Донского походный полковник Платов, который, будучи в осаде от неприятеля, оказался неустрашим, ободряя своих подчиненных, почта в отчаяние пришедших, удерживал их в слабом укреплении до моего к ним прибытия, — писал Бухвостов в рапорте на имя пристава Стремоухова. — Полковник Ларионов следовал сему примеру храбрости»^{10}.

Рано утром начался этот неравный бой. За два часа до захода солнца татары в седьмой раз кинулись в атаку. И трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы не подоспела подмога: доскакал-таки один из казаков до подполковника Бухвостова. Подняв несколько эскадронов гусар, драгун и неполный казачий полк Уварова — всего не более пятисот человек, — прихватив с собой два единорога, пустился он выручать попавших в беду соратников. Отмахав несколько десятков верст, налетели они на увлеченную штурмом орду и стали рубить и колоть неприятеля с остервенением. Этим воспользовались осажденные. Вырвавшись из своего укрепления, обрушили они на отступающих всю силу накопившейся за день злобы. Все перемешалось в войске противника: и фронт, и тыл, и фланги…

Бухвостов — Стремоухову, 5 апреля 1774 года:

«… Сожалительно, что при отчаянном сем сражении побито несколько едисанов, по мнению бея Джан-Магомета, нам верных людей. Сия ошибка, думаю, произошла оттого, что среди самого бою видел я сам, как из едисанских аулов бегали татары в ханское войско и обратно оттуда прибегали к бею, которым ни в той, ни в другой стороне, как однозаконникам своим, не причиняли никакой обиды, а за новые вести, может быть, еще и награждали, через что казаки наши так были огорчены и отчаянны, что никого в полон к себе не брали, а кого только находили на месте сражения, всех тех и рубили до смерти; да подлинно, что трудно в баталии, а особливо между ногаями распознать приятеля с неприятелем

…»^{11}.

Избиение продолжалось «до самой темноты ночи», «Огорченные и отчаянные» казаки уложили на месте сражения более пятисот татар и множество раненых. Сами же потеряли убитыми восемь, да без вести пропавшими пятнадцать человек. Правда, урон в лошадях был очень велик — около шестисот голов^{12}.

16 мая 1774 года «Петербургские ведомости» рассказали своим читателям о подвиге Матвея Платова. Корреспондентом правительственной газеты был «предводительствующий второй армией генерал-аншеф, князь Василий Михайлович Долгорукий». О молодом герое заговорили казаки. Он стал известен в русской армии. Узнали о нем и высокие начальники. Подвиг, совершенный им на реке Кал ал ах, был отмечен Золотой медалью с изображением императрицы и надписью на обороте:

За ревностную и усердную службу

Донского войска Полковнику

Матвею Платову^{13}

«Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, — напишет много лет спустя Денис Васильевич Давыдов, — то пусть приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие. Фортуна, не всегда слепая, возведет, быть может, твердого воина на ту же степень славы, на которую вознесла она и маститого героя Дона»^{14}.

В мае-июне Девлет-Гирей потерпел еще несколько поражений. Между тем и Турция оказалась неспособной продолжать войну. 10 июля 1774 года был подписан мир, по которому Порта признала Кубань границей Российской империи. Опасность татарского вторжения в пределы Дона была ликвидирована. На севере, однако, набрала силу повстанческая армия Пугачева.

Походные полковники Иван и Матвей Платовы были отправлены на крестьянскую войну.

ГЛАВА 2

«Я здесь пою лишь браней честь»

1. Кинбурн