Офицерство было меньше всех подготовлено к борьбе за свои права и прерогативы
. Кроме того, насколько приветствовались всякие профессиональные союзы, настолько косо смотрели на «объединение» офицеров. Революционные власти видели в этом опасность для «завоеваний революции» и зорко следили за офицерами, ограничивая все их попытки возвысить голос в свою защиту.В то время политика настолько вскружила всем головы, что нельзя было подойти даже к самому простому вопросу, чтобы не потратить бесконечные часы на споры о политической платформе. Характерным примером в этом отношении явился 1-й Всероссийский съезд офицеров армии и флота в Петрограде.
Созвал его Петроградский союз офицеров, кстати, настроенный очень «революционно». Офицеры съехались со всех концов России, но, конечно, офицеров тыла было больше, чем с фронта. Приехали и морские офицеры от флотов всех морей. Кадровые офицеры фронта и морские просто понимали задачу, а именно – что они должны выяснить общее состояние армии и флота, свое положение после переворота и выработать то направление, которого следует держаться. Другие же офицеры, главным образом из недоучившихся студентов, еще с университетской скамьи зараженных социализмом и политиканством, требовали, прежде всего, выяснить отношение офицерства к революции. Это привело только к тому, что все разделились на три группы: первая стояла на платформе Временного правительства, вторая – на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов и третья – вне политики.В итоге съезд кончился ничем. Он только внес в души многих офицеров горькое разочарование в возможности единения офицерства. Несмотря на все препятствия, все же на Балтийском флоте возникли два офицерских союза:
один в Ревеле, а другой, позже, в Гельсингфорсе. Впоследствии они слились вместе и просуществовали до перехода флота в Кронштадт. Роль этих организаций была очень незначительной, так как офицерам нельзя было даже громко заявлять свое мнение; иначе союз разогнали бы сейчас же. Да и само офицерство как-то мало приспособлялось к политике и к подобным организациям относилось весьма скептически, прибегая к ним только в случаях большой опасности.Работа по «углублению революции» на флоте летом шла полным ходом, и команды кораблей левели с каждым днем.
А в адрес Временного правительства все громче и громче стали раздаваться брань и угрозы со стороны судовых комитетов и других флотских организаций. Среди офицеров на флоте в это время преобладал еще взгляд, что Керенский, бывший одновременно и главой Временного правительства и военно-морским министром, является исключением из общереволюционного руководства страны. Впрочем, не одни только морские офицеры ошибались в оценке Керенского: о его «удивительной порядочности и честности» почему-то твердила вся Россия.Июль ознаменовался тем, что Временное правительство наконец отстранило от командования флотом Максимова и назначило на его место контр-адмирала Д.Н. Вердеревского.
Смена не обошлась без инцидента. Максимов сначала категорически воспротивился этому. Он был поддержан сильно обольшевичившимся дредноутом «Петропавловск» (на нем были сильны большевистские настроения), который даже ультимативно заявил, что откроет огонь по штабному кораблю «Кречет», если только в должность вступит новый командующий флотом. При этом «Петропавловск» демонстративно поднял второй флаг командующего флотом. Но инцидент был исчерпан, и адмирал Вердеревский вступил в командование. Новый командующий хорошо понимал положение, в котором находился флот. Ему стало ясно, что едва ли теперь можно что-либо изменить к лучшему. Дни проходили в непрерывных переговорах и уговорах: на разных кораблях то и дело возникали самые невероятные конфликты и недоразумения. Только и приходилось что-нибудь улаживать, объяснять, разъяснять и доказывать.