Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

И пошёл Буратино по страшным коридорам с решётками, и гулким, холодным стоном отзывалось эхо на каждое слово, сказанное тут, и вспоминал наш герой, как сам провёл здесь одну ночь, и ёжился от страха. «Ни за что я сюда не вернусь, ни под каким видом», — думал мальчишка, глядя по сторонам. Наконец, полицейский открыл ему одну тяжёлую, скрипучую, железную дверь и предложил ему войти:

— Я тут буду, — сказал он, — когда захочешь выйти — стукни.

И захлопнул за Пиноккио дверь. Окошко в камере был маленькое, грязное, света оно почти не пропускало. Поэтому Буратино несколько секунд стоял не шевелясь, ждал, когда глаза привыкнут к полутьме. А когда глаза привыкли, он, наконец, разглядел согбенную фигуру старика, который с недобрым любопытством молча глядел на него.

— Здравствуйте, синьор Николай, — сказал Буратино.

— Чего пришёл? — спросил старик.

— Погутарить.

— Это ты нас сюда упрятал?

— Я, — отвечал Буратино, — надо же мне было себя от вас обезопасить, а то вы вон какой дедушка кровавый оказались.

— А пожар ты устроил?

— А вот пожар не я, — соврал Пиноккио, — вам, синьор Николай, дай волю, так вы на меня и пожар Рима, и пожар Москвы, и все остальные пожары спишете.

— Так чего надо тебе? — спросил старик.

— Пришёл предложить вам мир. Вы отзываете свой контракт, а я, в свою очередь, попытаюсь вытянуть вас из тюрьмы. Я мог бы вас без лишних хлопот убить. И это, честно говоря, было бы верное решение, но мне кажется, что хватит уже крови и ненависти.

Старик несколько секунд молчал, тяжело вздыхал, шевелил губами и, наконец, произнёс:

— Коней жалко.

— Каких ещё коней? — не понял Буратино.

— Кони у меня в пожаре сгорели. Хорошие кони, один гнедой чего стоил.

— Дедушка, о каких, к дьяволу, конях вы говорите, вам из тюрьмы выбираться нужно. Вы здесь умрёте очень быстро, а вы коней жалеете. Я пришёл сюда о людях вопрос решать, а синьор Николай о бедненьких конях печалится.

— Люди — что! Люди — они и есть люди, а конь — тварь бессловесная. Людей мне не жалко, они что крысы или жабы, кони добрые и преданные. И все погорели. Все пятеро. Охо-хо, грехи наши тяжкие, — вздыхал синьор Николай.

«А у дедка, кажется, маразм», — с некоторой разочарованностью подумал Буратино.

— А контракт я отозвать не могу, — вдруг произнёс Николай. — Я уже задаток дал два цехина и люди могут потребовать ещё два, когда работу выполнят. Так что, пацан, живи и бойся. Я бы и рад кончить эту возню, да уже не могу. Не могу я взять своё слово обратно, не так воспитан.

— Ну что ж, — сухо сказал Буратино, — не можете, так не можете. Я с этими, что подписались под контрактом, сам решу. А вы, в свою очередь, сами отсюда выбирайтесь, — он секунду помолчал. — Жаль, что вы не захотели пойти на встречу, я всё-таки надеялся на вашу мудрость.

— И правильно делал, — вдруг сказал Николай, — надоело мне всё это, я жене скажу, чтобы деньги тебе вернула. Ты ведь за этим пришёл?

— Да.

— А вот с лихими людьми, что контракт взяли, тебе самому решать придётся. А с тюрьмой мне самому. На том и порешим.

— Хорошо, — произнёс Буратино, — может, я могу вам чем-нибудь помочь?

— Можешь. Уходи отсюда, душно мне от тебя. Сухое у тебя сердце, деревянное, а глаза хитрые и лживые.

— Ну, всего хорошего, — сказал Пиноккио и стукнул в дверь.

Когда дверь уже открылась и мальчишка почти вышел, старик окрикнул его:

— Эй, парень!

— Да.

— Люди — жабы, — произнёс Николай, — а вот лошади мои на твоей совести, зря ты их убил.

— Дурак ты старый, — зло сказал Пиноккио, но так, что старик его не услышал, — вот прицепился со своими лошадями, дегенерат, — и уже громче добавил: — До свидания, синьор Никола й.

Буратино вышел из полицейского участка в неблагоприятном расположении духа. Но долго размышлять о разговоре со стариком он не стал, и тут же забыл всю эту ерунду про лошадей. И когда добрался, сказал:

— Лука, найди Пепе Альвареса. Скажи, что у нас в ближайшее время будет очень серьёзное дело. Пусть придёт.

— Ладно, — сказал Лука и пошёл искать Пепе.

А вот Рокко Чеснок ничего говорить не стал, он всё понял и без слов, и без лишних вопросов.

Глава 11

Серьезное дело

Только что взошло солнце. Впрочем, его не было видно из-за необыкновенно сильного тумана, просто стало светло. Море было тихим, ни ряби, ни зыби, как молоко в чашке. Для контрабандистов погода — лучше не придумаешь. А Дино Кальяри был зол, он всегда был зол по утрам. Что его с утра злило, он и сам не знал. Знал Дино Кальяри только одно: чем раньше он встал, тем он злее.

Вот и сейчас Кальяри ни с того ни с сего влепил потрёпанному мужичишке, тащившему ящик рома, хорошую оплеуху.

— За что, хозяин? — не очень-то удивился мужичок.

— Шевелись, вонючка, а то ещё схлопочешь, — рыкнул Дино и добавил: — ишь, вонючка, ещё вопросы мне тут задаёт, козёл.